Погружение

– Ты и впрямь не помнишь меня, ведь так? – вкрадчиво спрашивает Брук. Я открываю было рот, чтобы сказать, что мы никогда раньше не виделись. Но вдруг снова слышу в ее голосе отдаленно знакомые нотки. Гласные с носовым призвуком, легкая гнусавость. Они проскальзывали только во время самых последних наших разговоров, когда Брук раздражалась или на чем-то сосредоточивалась.

– Что у тебя за акцент? Откуда ты вообще? – спрашиваю я нервно. – Ты говорила, что с Западного побережья.

Брук насмешливо прикладывает палец к подбородку.

– Смотрю, учеба в Хадсоне пошла тебе на пользу, да? – Брук шагает туда-сюда, небрежно болтая руками. – Кстати, ты еще общаешься со своими университетскими друзьями, со своей соседкой, например? Или, может, с Эриком? – Ее голос режет как бритва, взгляд полон яда.

И тут я вспомнила. Мы действительно виделись раньше.

Один раз, несколько лет назад, всего несколько минут.

Худенькая девушка в одежде явно с чужого плеча и с плохо окрашенными волосами. Та, тихая, что говорила очень протяжно, и неуверенность была прямо-таки написана у нее на лице.

Три года назад, дом, где жили пловцы. Та ночь слилась бы с сотнями других, если бы через пару недель не рухнула моя собственная жизнь. Эта девушка появилась на пороге, с готовностью всем улыбалась. Я с отвращением наблюдала, как она купается во внимании Эрика, думая, что она такая особенная и действительно это заслужила. Я знала, что рано или поздно она поймет, что это не так, что Эрик просто воспользуется ею: он и его друзья затеяли соревнование, кто за месяц сухого закона переспит с большим количеством девушек. Сейчас я понимаю, что это отвратительно, но тогда я веселилась вместе с ними. Делала, что должна была, чтобы Эрик и моя соседка общались со мной. Все их просто обожали, и из-за этого я чувствовала себя не такой, как все, – как и последние недели рядом с Брук. До этой минуты.

В тот вечер она пошла с Эриком в его комнату, а когда он триумфально спустился обратно в гостиную, устроила сцену. Топая, сбежала по лестнице, хлопнула дверью. Я помню, как она выбегала из дома, и мне было за нее стыдно. Она посмотрела на меня так, будто я в чем-то провинилась. Я не поняла почему и почти о ней не вспоминала.

Брук, которую я знаю, совсем не похожа на ту девушку. Она изменила в себе все: подержанную одежду – на ту, что ей идет, жуткие, крашенные в черный волосы – на мягкие волны медового цвета, а костлявость сменилась округлыми формами.

Она смотрит на меня покрасневшими глазами, а ее браслеты позвякивают, когда она проводит рукой по волосам, и теперь я вижу на ее лице тень отчаянного желания быть принятой – того самого, что исходило от нее в тот вечер. Я несколько раз звала ее потусоваться со «старожилами», еще до того, как умерла Люси и наступил весь этот хаос. С какой готовностью она смеялась над шутками и отвешивала комплименты Грете. Может, она и победила желание быть своей – во всяком случае, не показывала его так явно, как тогда, – но теперь я вспоминаю, что ее стремление быть принятой временами проглядывало.

– Может, зайдем в дом? – говорит теперешняя Брук, на три года повзрослевшая и гораздо более мстительная, чем та первокурсница в гостях у Эрика. Она кивает на моего соседа, который живет ниже по склону холма и, расчищая в преддверии ливня водосток, бросает на нас любопытные взгляды. – Ты же не хочешь устраивать сцену?

Раньше я бы с ней согласилась. Прежняя Касс позвала бы ее домой, предложила бы попить и подождала, пока она изложит свою версию событий. Но именно из-за этого я и влипла в неприятности. Из-за желания всем нравиться.

С той Касс покончено.

– Боишься, что люди услышат то, что ты и так растрезвонила на весь мир? Нет уж, мы поговорим прямо здесь. – Руки у меня трясутся, и я засовываю их в карманы. Но трясутся они не от нервов, как обычно, а от ярости.

Брук чуть приподнимает брови, и в глубине души я горжусь, что наконец сумела ее удивить, и от этого распаляюсь еще больше.

– Неужели голос наконец прорезался, – говорит Брук равнодушным тоном, которого я еще ни разу от нее не слышала. Я ее не узнаю. Это не Брук, рядом с которой я почувствовала себя особенной, даже любимой. Которая всего за пару недель стала моим другом, хоть я и не готова была это признать.

Но в этом, видимо, все и дело. Я ее совсем не знаю – и не знала никогда.

– Кто ты, мать твою, такая? Кем надо быть, чтобы такое выкинуть?

Брук отвечает мгновенно.

– Надо быть таким человеком, стать которым у тебя кишка тонка, это же ясно. Тем, кто заставит плохих людей ответить за плохие поступки, – говорит она едко, и от нее исходит гнев. – И теперь я знаю: твоя сестра и отец, то, что случилось в прошлом – это не все, на что ты способна, ведь так? – продолжает Брук, ее голос сочится ядом. – Я слышала ваш разговор о «Ксанаксе» и интрижке Логана. И я нашла телефон Люси. Спрятать его под кроватью – надо же, какая ты умная. В смысле, как можно быть такой тупой?