– Слушай, – говорю я, и голос дрожит сильнее, чем мне бы хотелось. – Мне жаль, что я так поступила, но это же было в колледже. И я не знала, что он с тобой сделал. Откуда мне было знать? И при чем здесь я? Эрик живет и радуется. – Я думаю о том, сколько раз, запостив что-нибудь в аккаунт Центра дайвинга, я заходила на страничку Эрика. Листала бесконечные фотографии, на которых изображены он, моя соседка и их идеальная жизнь. – Ты спрашиваешь, что я за человек, но как насчет тебя самой? – Меня понесло. Ее история меня поразила, но теперь ко мне возвращается злость. – Ты выбрала меня в качестве мишени, а дальше что? Потратила годы, чтобы найти меня и испортить мне жизнь? Думаешь, мне не хватило того ада, через который я прошла после колледжа? Ты знаешь, что со мной случилось, знаешь, что обо мне говорили. Но я ведь не травлю их за это. Блин, да ты реально сумасшедшая.
Глаза Брук сверкают, и мне кажется, что она сейчас заорет. Но когда она наконец заговаривает, голос у нее ровный, полный ледяной ярости.
– Да, в больнице именно так и сказали. – Она смотрит на свои запястья. – Когда мы познакомились, ты спросила про мои браслеты. – Такого я не ожидала и невольно отпрянула. Брук сдвигает браслеты, обнажая запястья, и поднимает руки вверх.
Поняв, что она мне показывает, я резко втягиваю в себя воздух. Оба запястья по диагонали исполосованы призрачно-белыми шрамами, тонкая стянутая кожа образует на них вечные браслеты.
– Вот, – говорит она. – Вот что ты сделала.
29
Брук
С извращенным удовольствием я наблюдаю, как исказилось лицо Касс, когда она увидела шрамы.
Я не рассказываю, что именно в конечном итоге меня к этому подтолкнуло. После того вечера я дни напролет не могла оторвать себя от грязных простыней своей кровати в общаге, боясь столкнуться с Эриком, или с ней, или с кем-то еще, кто молча сидел в гостиной, пока все это происходило. Десятки раз звонила адвокатам, которые отказывались мне помогать. Наконец убедила одну взять мое дело, но всего через неделю она сообщила, что не может найти ни одного свидетеля, который подтвердил бы мои слова, и что та девушка, которую я нашла в соцсетях, сказала, что я сама согласилась переспать с Эриком. Адвокат повесила трубку, и я осталась сидеть за письменным столом, уставившись на телефон. И затем, без всякой помпы и раздумий, взяла ножницы и сделала на каждом запястье по два чистых разреза, рассекши кожу на полосы, похожие на занавески.
Следующее, что я помню – как очнулась в больнице, а рядом сидела мать, больше раздраженная, что ей пришлось ехать в Хадсон из самого Кентукки, чем огорченная попыткой самоубийства единственного ребенка. И затем, когда я думала, что хуже уже быть не может, меня перевели в психиатрическое отделение. Те три недели были наполнены бесцветной болью, мой мир свелся к одной только серости и отзвукам криков, которые носились по коридорам.
Когда меня наконец выписали, я купила на все оставшиеся на счету деньги билет в один конец в Прагу – самый дешевый рейс в Европу, который смогла найти. Мне нужно было уехать так далеко, как только возможно. За несколько дней до вылета я пошла в магазин «Все за доллар» и купила браслетов, чтобы спрятать перебинтованные запястья. Путешествуя, я меняла эти браслеты на другие – сувениры из всех городов, где я побывала и где всегда выискивала, чем бы скрыть шрамы.
Касс открывает и закрывает рот, словно рыба, и на меня накатывает новая волна отвращения.
– Брук, – говорит она, и я понимаю, что она собирается выдумать какое-нибудь банальное и жалкое извинение за то, через что мне пришлось пройти.
– Замолчи, просто замолчи, – огрызаюсь я. – Просто расскажи мне правду о Люси. Почему ты ее убила?
– Я не убивала. Уж ты-то должна это понимать. – Она выпрямляется, снова готовая к бою. – Если бы я ее убила, зачем бы я вызвалась обыскивать вместе с тобой ее номер? И зачем мне было помогать тебе спрятаться от кого-то, кто пытался туда вломиться?
Но я уже обдумала, зачем она могла согласиться обыскивать номер.
– Ты хотела знать, как продвигается расследование. И позаботиться о том, чтобы я нашла только то, что хочешь ты.
Секунду она молчит, будто перебирая в голове варианты.
– Но зачем мне вообще ее убивать?
– Я же слышала ваш разговор, помнишь? Как ты сказала Логану, что поймала его на измене. С Джасинтой, которая через несколько часов взяла и умерла. А потом ты увидела, как твой драгоценный жених болтает на вечеринке с другой. И у тебя сорвало крышу. Ты отвела Люси подальше на пляж, чтобы вас никто не заметил, а потом задушила и оставила тело в море. Все правильно?
Ее взгляд полон смятения.
– Ах, да. Ты ведь ничего не помнишь. Как удобно. – Я делаю паузу и затем заговорщически подаюсь к ней: – Да ну, брось. Ты правда не можешь вспомнить совсем ничего? Ни одного воспоминания? Мне-то ты можешь сказать, мы ведь подруги. – Последнее слово я растягиваю так, что оно сочится сарказмом.
Касс стреляет глазами в сторону: она что-то скрывает. Она помнит что-то, о чем не рассказала ни мне, ни Логану – никому.