Погружение

– Я стала их копить. В тот год папа и Робин планировали навестить меня в колледже на День благодарения. Я решила, что тогда и подсуну отцу таблетки. Если от них он станет спокойнее, станет похож на нашего прежнего папу, я отдам их Робин и скажу, чтобы она крошила их и подсыпала ему в еду и питье. Я думала, что все предусмотрела. Поверить не могу – я правда думала, что это сработает. Это ведь было очень глупо, столько всего могло пойти не так. Вдруг врач перестанет прописывать мне «Ксанакс»? А может, отцу нужны вообще другие лекарства. Или вдруг он заметит, что чувствует себя не как обычно, и запаникует. Но так далеко я не загадывала, я просто была счастлива найти решение, как мне тогда казалось, и помочь Робин, раз уж я оставила ее в этом бардаке.

Я прокашливаюсь, пытаясь скрыть, насколько сильно это воспоминание сжимает мне горло. Как я злюсь на себя за наивность.

– Те несколько дней до приезда отца и Робин я почти не спала. Но когда они приехали, папа ничего не заметил, потому что говорил без умолку. Он снял нам огромный номер в отеле неподалеку: люкс с двумя спальнями, гостиной и небольшой кухней, хотя нам и не нужно было столько места.

Когда мы раскладывали вещи, он достал сумку-холодильник, которую я не заметила в машине. Внутри была бутылка «Моэт» и контейнер с клубникой. Папа сказал, что гордится нами и хочет отпраздновать…

В глазах у меня начинает щипать от слез, горло сдавливает.

– Вот почему ты была такая странная, когда мы пили шампанское на вечеринке по случаю помолвки, – говорит Логан, и я лихорадочно киваю, почувствовав проблеск надежды, что он все-таки поймет.

– Папа открыл бутылку и начал разливать шампанское, а Робин попросил взять нож и порезать клубнику, чтобы положить в бокалы. Когда он отошел проконтролировать, как у нее получается, я поняла, что это мой шанс. Я вытащила из кармана пакетик с двумя раскрошенными таблетками «Ксанакса», который приготовила вчера вечером, высыпала содержимое в один из бокалов и размешала пальцем как можно быстрее и тише. Ни папа, ни Робин ничего не заметили.

Я перевожу взгляд на Логана, который по-прежнему смотрит на меня, широко раскрыв глаза. Мне отчаянно хочется, чтобы он взял меня за руку. Чтобы, как обычно, утешил. Но он не двигается.

– Они вернулись из кухни с клубникой, и папа положил ее в каждый бокал. Я позаботилась о том, чтобы он взял нужный, мы чокнулись, и я наблюдала, как он пригубливает шампанское. Я испытала такое облегчение, я была так уверена, что мой план сработает.

Робин я ничего не рассказала. Не хотела ее впутывать на случай, если отец все узнает. Пусть лучше я одна буду виновата.

Папа был в приподнятом настроении, не замолкал ни на минуту. А потом он схватил нас и закружил по комнате, хотя никакой музыки не было. Он взял бокалы и протянул нам. Я пыталась, правда пыталась уследить, где какой, но не увидела, какой именно он взял. Возможно, не тот.

Я снова прерываюсь, чем ближе конец рассказа, тем мне труднее дышать.

– Я должна была убедиться, что папа взял нужный бокал. Нужно было выбить его у Робин из рук или как-то ее предупредить. Но я не могла шевельнуться. Я как будто застыла. И она выпила так быстро. В два глотка. Она была так возбуждена: ее первое шампанское!

Из груди у меня вырывается грустный, хлюпающий смешок, который быстро переходит во всхлип. Я глотаю его и заставляю себя продолжить.

– А потом Робин сказала, что ее тошнит. Спотыкаясь, она пошла в ближайшую спальню и едва успела доковылять до кровати. Больше она не двигалась.

Я слышу, что Логан перестал дышать, так же как тогда Робин. Чувствую, что по щекам бегут слезы, и спешу как можно скорее досказать до конца.

– Папа сразу понял, что что-то не так. Он подбежал к ней, стал трясти ее, звать по имени, но она не шевелилась. Он проверил ее дыхание, пульс, но я уже поняла, что она умерла. А потом у него сорвало крышу. Как это у него обычно бывало.

На глазах снова выступают слезы, когда я вспоминаю его голос, глубокий и полный ненависти, каким он не говорил даже на пике своих маниакальных эпизодов. «Ты. Это ты сделала. Что ты ей дала? Меган, у нее же сердце!»

– Оказалось, что у Робин были проблемы с сердцем, а я не знала, – продолжаю я. – Их выявили за несколько месяцев до этого, но она ничего мне не сказала. Наверное, не хотела волновать. Ей нельзя было пить, но отец, очевидно, это проигнорировал. Шампанское, смешанное с «Ксанаксом», она просто не перенесла.

Я сжимаю пальцами переносицу, по щеке стекает слеза.

– Через всю гостиную отец направился ко мне, – говорю я, превозмогая себя. – По его глазам было видно, что он сейчас убьет меня, Логан. Я никогда раньше не видела такой неприкрытой ярости. Я стала пятиться от него и в конце концов уперлась спиной в кухонную стойку. Он схватил меня за горло и сдавливал, сдавливал. Не знаю, как он не сломал мне шею.

Я машинально тянусь руками к шее и словно чувствую папины руки. Как будто он в каком-то смысле до сих пор держит меня за горло. Я вспоминаю жуткие синяки на шее Люси и трясу головой, чтобы отбросить эти мысли. Сейчас не время думать о ней.