Дело в том, что дележом и раздачей трофеев и экспроприированного имущества Сид опять-таки добивается того, о чем уже шла речь, а именно — чести. В наше время честь считается высокой духовной категорией, не имеющей адекватного материального выражения. Проблема, однако, в том, что только в 18 веке в эпоху Просвещения честь перестает, в том числе, связываться с материальной выгодой, ей начинает приписываться идеальная, а не практическая ценность. Как это ни покажется странным, до этого времени понимание феномена чести было иным совсем не в том смысле, что честь была в большем почете, с ней церемонились и на нее не плевали, а в том, что она могла быть вещественной. Как доказал Юрий Михайлович Лотман в своем анализе средневекового текста честь могла иметь материальное выражение. Честь это то, что получал младший феодал от старшего на иерархической лестнице после захвата на поле боя добычи, честь зарабатывалась победой. Но и с добычей тоже все обстояло не так просто — для того, чтобы добыча, захваченная на поле боя, стала знаком чести, ее сначала надо было отдать сеньору, а потом вновь получить как признание своих воинских заслуг. Собрав от вассалов их добычу и «наградив» их ею же, старший феодал — в случае с Сидом король Альфонс — превращал вещи, в данном случае коней, амуницию и оружие в знаки чести. Эти отношения с сюзереном были строго выверены, регламентированы и закреплены неписанным кодексом. Вот именно для того, чтобы заполучить честь, шлет, разоряя окрест лежащие селенья, Сид подарки обидевшему его королю Альфонсу. Вообще-то говоря, по старинным установлениям (fueros) Сид в качестве несправедливо изгнанного идальго имел право враждовать с Альфонсом, но, свершая свой самый большой подвиг в «Песне», подвиг вассального долга, он склоняется перед своим сюзереном — королем. Все сказания, посвященные Сиду, акцентируют этот его поступок. И король, в свою очередь, награждая Сида подарком, одновременно ниспосылает ему честь. Точно так же поступает Сид по отношению к своим дружинникам. Доля в добыче является материальным выражением знака чести, а сама по себе она ценится постольку поскольку. Как орден, который сам по себе не очень ценен, даже если он из платины. Честь неотделима от захвата трофеев — их обязательно нужно захватить, чтобы избежать бесчестия. Но, захватив добычу, отослав ее сеньору, получив обратно в виде ответного дара, и вместе с ней «получив доблесть», саму материальную добычу можно уничтожить — раздарить, бросить, пропить и т. д. В итоге большой материальный ущерб мог обернуться незначительным ущербом для чести. И напротив малая имущественная потеря серьезным бесчестьем, если рыцарь вел себя недолжно. Меж тем воздаянием за правильное рыцарское поведение на высших ступенях феодальной иерархии была слава. Понятие действительно невещественное и оттого в средневековье, эпоху, устремленную в небеса, обладающее высшей ценностью. В тексте «Песни» это достоинство Сида отражается в устойчивой формуле: «Повсюду о Сиде известно стало».
Все дело в том, что, читая средневековый текст, читатель вынужден постоянно иметь в виду, что реальные события могут быть совсем не тем, чем они кажутся на первый взгляд современному человеку — ценным и важным может быть то, что, по нашему мнению, таковым не является, и напротив. Короче говоря, Сид ведет себя, как он себя ведет — грабит и захватывает, потому, что ему полагается так себя вести, иначе он не честный славный рыцарь. В его поведении, в отличие от поведения незабвенного Дон Кихота, нет отблеска неповторимой личности, оно мало говорит об особенностях характера, ума и души Сида, оно рассказывает нам о рыцарском времени и о рыцарях. Это поведение свидетельство не столько о человеке, сколько о культурных нормах эпохи. Но чтобы понять хотя бы некоторые смыслы минувшей эпохи, запечатленные в литературном памятнике, нужно кое в чем отрешиться от наших нынешних представлений. И если это удается, это и будет позиция историзма.
Роман об Амадисе