Появление героя. Из истории русской эмоциональной культуры конца XVIII – начала XIX века

Самому Александру Ивановичу такого рода решение давалось тяжелее. Почти двумя годами позднее, уже после смерти брата, он вспоминал в своем дневнике об этой драматической коллизии:

Следующее время, обстоятельства слишком свежи в моей памяти, чтобы я мог еще писать об этом. С<оковнины> связали нас с братом еще больше, мы еще более узнали любовь нашу, цену нашего братства, узнали, что мы можем и умеем сделать друг для друга величайшее пожертвование. Что других могло разлучить, разсторгнуть навеки друг от друга, то самое нас теснее связало, приближило (АБТ: 254).

Александр Иванович говорит о взаимном характере принесенных жертв. Его брат отказался ради него от собственной любви к Анне Соковниной, а потом и ему самому пришлось пожертвовать своим чувством к той же Анне Михайловне из-за романа Андрея Ивановича с Екатериной Михайловной. Количество взаимных пожертвований в этом небольшом кружке оказалось исключительно высоким и достойным персонажей «Новой Элоизы», тоже постоянно приносивших себя и свои чувства в жертву друг другу.

Отказ от надежд на брак не означал для Александра Ивановича и Анны Михайловны немедленного разрыва. Они были слишком молоды для матримониальных планов и при всех обстоятельствах обречены на длительное ожидание. Их отношения лишались будущего, но эмоциональная матрица, которую предлагала «Новая Элоиза», не предполагала, что с окончанием надежд на счастливое воссоединение союз любящих сердец должен распасться. Напротив того, Сен-Пре и Юлия продолжают пестовать свои безнадежные чувства вплоть до ее кончины.

Если одной из пар Тургеневых-Соковниных было суждено семейное счастье, то вторая сохраняла возможность искать утешение в платоническом союзе родственных душ. Поначалу Андрей Иванович отводил эту возвышенную роль себе и Екатерине Михайловне. Возможно, он так страстно одергивал Жуковского потому, что еще не утратил надежду на подобный исход событий.

Старая Элоиза

Первое письмо Андрею Ивановичу Екатерина Михайловна отправила 21 ноября. Она поздравила его с днем ангела и написала, что «воспоминание о прошедшем утешает ее в настоящем и дает некоторую надежду на будущее. <…> Может быть я еще достигну спокойной пристани», – заключала она (ВЗ: 102). Через три дня эти слова пересказал Тургеневу и Андрей Кайсаров, описывая вечер после пансионского спектакля:

Я сидел подле него (Жуковского. – А.З.) а с другой стороны сидела она и говорила с ним о тебе. Я не проронил ни слова! Она жалела о тебе, но верно не больше моего! Я писала к нему, говорит она, что я живу прошедшим и надеюсь на будущее (50: 44).

Несомненно, этот разговор передал Тургеневу и сам Жуковский, так что Андрей Иванович мог сравнить три версии высказывания. Он знал толк в поэзии воспоминаний и отдал предпочтение первоисточнику. Переписывая 13 декабря письмо Екатерины Михайловны в свой дневник, Тургенев отметил, что «еще не читал этих слов с таким чувством как теперь» (ВЗ: 102). Обретенная им в Петербурге свобода поначалу оправдывала его лучшие ожидания. 30 ноября, в день своих именин, Андрей Иванович сделал первую запись, отразившую его петербургские впечатления:

Я начал этот день очень счастливо. Проснулся, думаю, часу в пятом или начале шестого; думал об Анне Мих<айловне> и воображал, что и она целой день нынче будет обо мне думать. Встал и написал к ней письмо. Как я люблю ее! Мысль о ней делает меня счастливым и добрым. <…> Нынче незабвенное утро. Вспомнил о брате, о Жуковском, о их любви ко мне. А Анна Мих<айловна>! Счастливое утро, которым обязан я моей теперешней свободе и которого, может быть, не имел бы в другом месте (ВЗ: 100).