К ней не пишу я для того, что хочется прежде увидеться с братом. Послезавтра поутру отходит почта, а им уж сегодни неделя – итак, кажется завтра можно и ожидать. При том же, может быть, и от вас завтра получу что-нибудь. Я не знаю теперь, что делается с Ан<ной> Мих<айловной> и братом. Как у них, кончилось или не кончилось? – от него узнаю. – А ведь уж главное она знает. Сколько для нее радости читать письмо мое! Кажется, оно ясно написано (ЖРК: 398).
Соседство слов «к ней не пишу» и «сколько для нее радости читать письмо мое» можно объяснить только одним образом. Андрей Иванович ответил на отчаянный вопль своей корреспондентки «ясно написанным» письмом, в котором вновь заверил ее в своей любви, но все же медлил с формальным предложением руки и сердца и продолжал терзать себя рефлексией и самообвинениями. Мы не знаем, содержалось ли подобное предложение в каком-то из следующих писем, но в любом случае Екатерина Михайловна должна понять его признания именно таким образом.
В тот же день вечером (или, возможно, на следующий день 2 февраля) Андрей Иванович сделал к этому письму приписку:
Братец приехал. Он меньше уважает, но когда прочел последнее письмо, то, кажется, больше поверил истине ее страсти. Но осуждает, что я так скоро решился. Ничего не сказал решительного. Кажется, нельзя было мне иначе поступить. На почте буду больше писать (Там же, 398).
Почта в Москву отходила 3 февраля, в день ангела Анны Соковниной. Ровно за три года до этого начался ее роман с младшим Тургеневым. Чуть больше года назад в нее влюбился и его старший брат. Сначала Андрею Ивановичу пришлось из уважения к чувствам брата отказаться от притязаний на сердце девушки, а потом и тот должен был расстаться с надеждами соединиться с суженой из-за романа своего старшего брата с ее старшей сестрой. Во имя «святой дружбы» братья принесли друг другу «величайшие пожертвования». В обоих случаях этим пожертвованием стала сама Анна Михайловна.
Через год 3 февраля 1803 года в Геттингене Александр Иванович вспоминал об этом дне:
Прошлого году этот день провел я очень грустно в Петербурге; ходя с стесненным сердцем по Невской Набережной, досадовал для чего меня нет в Москве. Она не ожидала, что мы опять скоро увидимся, и очень была печальна, весь день проплакала. Прости, мой милой друг! Пишу о тебе редко, но не проходило еще ни одного вечера, в которой бы я не думал о тебе; это одно может размягчить меня (АБТ: 187).
Назвать подлинную причину своей грусти и слез любимой он не решался даже в дневнике.
Пока его брат ходил по набережным, Андрей Иванович писал обещанное письмо Жуковскому. Естественно, главное место в нем занимали его сердечные дела и мысли о сестрах Соковниных.