Пойдем в кино?

Георгий Степанович. Твой отец и Володя были очень похожи. «Спасательная команда»… А сами не спаслись. Почему погибают лучшие, а? Ты задумывался?

Андрей. Дядя погиб в бою. Война есть война. А смерть отца…

Георгий Степанович. Трагическая бессмыслица? Но и Володя должен был жить! (Тихо.) Ты не представляешь, как он мне нужен.

Андрей. До сих пор?

Георгий Степанович. Иногда стою у доски — и вижу за партой, впереди твоего отца. Рядом их не сажали, но и разлучать не решались! Вижу Володю — и замолкаю… Девочка, которая сидит на том самом месте, почти каждый раз вскакивает, бедная: думает, что я хочу задать ей вопрос. А я просто вижу Володю. И на подоконнике вижу. Он любил сидеть на подоконниках. (После паузы.) В этот дом привел меня он. И отца твоего привел. Если бы не Володя, тебя, я полагаю, вообще могло бы не быть…

Андрей. Это было бы грустно!

Комната Клавы Филимоновой. Она — женщина лет сорока шести. Андрей уже снял пальто и стоит посреди комнаты со своим томом. Она смотрит с некоторым недоумением то на энциклопедию, то на Андрея. Негромкие звуки музыки: классика.

Андрей. Георгий Степанович называл вас по имени.

Клавдия Емельяновна. А по отчеству я — Емельяновна.

Андрей (оглядываясь). У вас на стенах — одни композиторы. Моцарт…

Клавдия Емельяновна. Нет, это Лист.

Андрей. И другие… (Встрепенувшись.) А это — мой дядя! Я сразу даже не узнал. Какая странная фотография!

Клавдия Емельяновна. Снимался весь класс: десятый «В». Перед самой войной. А я вырезала и увеличила только Володю. (Вглядываясь.) Ты на дядю совсем не похож. Я бы не догадалась… А то, что ты появился, — это фантастика!

Андрей. Георгий Степанович о вас много рассказывал.

Клавдия Емельяновна. Только не сочиняй. Я его совершенно не интересовала.

Андрей. И мама мне говорила…

Клавдия Емельяновна. Она меня и вовсе ни разу не видела. Хотя я ей очень завидовала.

Андрей. Маме?

Клавдия Емельяновна. Она же видела его (указывает на фотографию) и вечером и по выходным дням. То есть когда я томилась в разлуке. Я была влюблена в него… Точнее, любила. И вдруг пришел ты. Это фантастика!

Андрей. Вы любили?

Клавдия Емельяновна. И даже пригласила его однажды на фильм. На «Бесприданницу». Помню… Так и сказала: «Пойдем в кино, а?»

Андрей. Так и сказали?!

Клавдия Емельяновна. Да. А что?

Андрей. Истории повторяются.

Клавдия Емельяновна. Какие истории?

Андрей. Разные…

Клавдия Емельяновна. Как ты нашел меня?

Андрей. Георгий Степанович объяснил, где вы живете.

Клавдия Емельяновна. Это отчасти его профессия: указывать точные координаты! Ты у него учишься?

Андрей. Нет.

Клавдия Емельяновна. Другие учителя организуют географические общества, всякие там сухопутные «Парусники» и «Бригантины»!.. А он просто преподает свою географию так, что даже в нашем музыкальном училище об этом ходят легенды. Ему бы еще немного личного благоденствия…

Андрей. Счастья?

Клавдия Емельяновна. А может, он и выкладывается на уроках до конца, до предела… потому, что там, в школе, у него — и дом и семья? Это знакомо! Так что не предмет украшает учителя, а учитель — предмет, который преподает.

Андрей. Ваши дети учатся у него?

Клавдия Емельяновна. У меня нет детей. И мужа никогда не было. Сообщаю, чтобы ты не задавал больше вопросов о моей личной жизни. Мог бы узнать обо всем у Георгия Степановича… заодно с моим адресом! Но одинокая женщина — не обязательно одинокий человек. Я, например, не жалуюсь.

Андрей. О нашем Володе вы, значит, помните?

Клавдия Емельяновна. Как видишь, кроме великих композиторов со мной только он. (Указывает на фотографию.)

Андрей. А ваши ученики?

Клавдия Емельяновна. Я люблю их. Но они приходят и уходят… Среди них есть даже четыре лауреата. Горжусь! Когда они выступают, я с трудом достаю билеты. И этим горжусь!

Андрей. А сами они разве не присылают?

Клавдия Емельяновна. Сколько у них было учителей! В зале не хватит мест… К тому же, я преподаю теорию. Это еще не сама музыка. Понимаешь? Так что со мной постоянно… только Володя. Его стихи.

Андрей. Вы помните их?

Клавдия Емельяновна. Я даже украла у него однажды тоненькую тетрадку. За давностью срока это преступление может быть прощено. (Открывает ящик, бережно достает тетрадку.) Вот! «Нет, мне друзья, не быть поэтом! И не печалюсь я об этом…

Но когда стукнет сорок пять, (А это будет уж немало), Я разыщу свою тетрадь — И как бы все начну сначала…»

Андрей. Сейчас ему было бы сорок шесть с половиной.