Пойди поставь сторожа

Джин-Луиза моментально сдружилась с новичками. Сумела привлечь к себе всеобщее внимание, ловко втянув учителя географии Гастона Б. Минза в дискуссию о природных ресурсах Южной Африки, доказала свою меткость в стрельбе из рогатки — и завоевала доверие старосарэмских.

Большие мальчики с грубоватой галантностью учили ее играть в кости и жевать табак. От больших девочек проку было меньше — они главным образом хихикали, прикрывая рот ладошкой, и перешептывались, но Джин-Луиза и им находила полезное применение, когда в волейбольном матче доходило до выбора команды. Так или иначе, год обещал быть просто великолепным.

Таким он и был, пока однажды она не пришла домой на обед во время большой перемены. И в школу в тот день уже не вернулась, а до вечера пролежала в постели, плача от ярости и силясь уразуметь ужасные сведения, полученные от Кэлпурнии.

Наутро она вновь пришла в класс, неся себя плавно и с чрезвычайным достоинством, что объяснялось не горделивостью нрава, но кое-каким снаряжением, до той поры ей неведомым. Она не сомневалась, что случившееся с ней накануне уже всем известно и все на нее смотрят, но пребывала в недоумении — как же это раньше она ничего такого даже не слышала? Может, думала она, всем невдомек? Что ж, если так, ей есть что рассказать им.

Когда на перемене Джордж Хилл позвал ее играть в «Повар, тише, в кухне мыши», она в ответ покачала головой:

— Нет, мне теперь нельзя, — и, усевшись на ступеньки, принялась наблюдать, как возятся в пыли мальчишки. — Мне даже ходить нельзя.

Когда же держать это тайное знание в себе стало уже невыносимо, она подошла к выводку девчонок, собравшихся под виргинским дубом в углу школьного двора.

Ада Белль Стивенс со смехом подвинулась, давая ей место на длинной бетонной скамье.

— Чего не играешь?

— Не хочется, — сказала Джин-Луиза.

Глаза Ады сузились, белесые бровки дернулись.

— А я знаю, почему.

— И почему?

— Потому что у тебя — Евино проклятие.

— Чего у меня?

— Евино проклятие. Если бы Ева не съела запретный плод, мы бы не мучились. Плохо тебе?

— Да нет, — сказала Джин-Луиза, про себя недобрым словом помянув Еву и ее проклятие. — А как ты догадалась?

— Ну, ты ходишь так, будто сто миль верхом проехала. Ничего, привыкнешь. У меня уже давно началось.

— Никогда я не привыкну.

Настало трудное время. Когда нельзя было ничего другого, Джин-Луиза ограничивалась картами по маленькой за угольной кучей на задах школы. Удовольствие от риска с лихвой перекрывало опасность, которой грозило само это занятие: Джин-Луиза не настолько владела устным счетом, чтобы с ходу сообразить, проиграла она или выиграла, не было особенной радости в попытках одолеть закон средних чисел, зато ее грела мысль, что все это делается за спиной у мисс Блант. Партнерами ее были самые ленивые старосарэмские ребята, а ленивей всех был некто Альберт Конингем, тугодум, которому Джин-Луиза оказывала неоценимые услуги на контрольных.

Однажды, когда раздался звонок на урок, Альберт, отряхивая штаны от угольной пыли, сказал:

— Эй, Джин-Луиза, погоди-ка, чего скажу.

Она остановилась. Оказавшись с ней наедине, Альберт сказал:

— Мне поставили по географии «удовлетворительно с минусом».

— Потрясающе, Альберт! — сказала она.

— Хотел тебе спасибо сказать.

— Да не за что, Альберт.

Тот, покраснев до корней волос, сграбастал ее, притянул к себе и поцеловал. Она почувствовала на губах его влажный теплый язык и отпрянула. Ее никогда прежде не целовали так. Альберт ее отпустил и поплелся к школе. Смущенная и слегка рассерженная Джин-Луиза пошла следом.

До сих пор ее целовали только родственники в щечку, которую она потом незаметно вытирала; Аттикус, когда возвращался домой, рассеянно целовал ее куда придется; Джим не целовал никогда. Она подумала, что Альберт дурака валяет, и вскоре об этом забыла.

Время шло, и теперь на переменках она чаще всего сидела с другими девочками под деревом, покорившись своей судьбе, но поглядывая, как играют в школьном дворе мальчишки. Однажды утром, придя, когда все общество было уже в сборе, она обнаружила, что одноклассницы хихикают как-то на редкость сдавленно и сконфуженно, и потребовала объяснений.

— Фрэнсин Оуэн, — сказали ей.

— Фрэнсин Оуэн? Ее несколько дней нет в классе.

— А знаешь, почему?

— Не-а.

— Из-за сестры. Социальная служба забрала обеих.

Джин-Луиза подтолкнула Аду, чтоб подвинулась:

— А что с ней такое?

— Беременная она, вот что такое. И знаешь, от кого? От родного отца.

— Что значит «беременная»?

Смешки прошелестели по всему кружку.

— Значит, ребеночек у нее будет, — ответил кто-то. — Сама не знаешь? Дура, что ли?

Джин-Луиза переварила эти сведения и спросила:

— А отец-то при чем?

— При том, — вздохнула Ада. — При всем.

Джин-Луиза рассмеялась:

— Да ну тебя, Ада!..

— Так оно и есть. Вот на что хочешь спорю: Фрэнсин не это самое, потому что у нее еще не началось.

— Что не началось?

— Месячные, — нетерпеливо сказала Ада. — Могу спорить на что хочешь, их обеих папаша это самое…

— Что? — уже в полном смятении спросила Джин-Луиза.

Девочки прыснули.