Пойди поставь сторожа

— Ну, хватит-хватит, можешь уже спрятать, — сказал он. — Скверно выглядишь. Пойдем на кухню.

— Не знала, что у тебя такие очки, дядя Джек, — сказала Джин-Луиза.

— Ха. Я обнаружил, что бросаю деньги на ветер.

— Каким образом?

— Глядя поверх обычных. Эти-то вдвое дешевле.

Посреди кухни у доктора Финча стоял стол, посреди стола — блюдо, а посреди блюда помещался крекер с одинокой сардинкой.

— Это что — твой обед? — ахнула Джин-Луиза. — Дядюшка, а нельзя обойтись без чудачеств?

Доктор Финч подтащил к столу высокий табурет, водрузил на него кошку и ответил:

— Нет. Да.

Они сели за стол. Доктор Финч взял крекер с сардинкой и предложил его Розе Эйлмер. Та откусила, опустила голову и принялась жевать.

— Ест как человек, — сказала Джин-Луиза.

— Надеюсь, я сумел привить ей хорошие манеры, — сказал доктор Финч. — Она такая старая, что приходится кормить ее с руки.

— Почему ты ее не усыпишь?

— С какой же это стати? — вознегодовал доктор Финч. — У нее отменное здоровье, она протянет еще добрых лет десять.

Джин-Луиза молча согласилась, а себе пожелала в возрасте, сопоставимом с Розой Эйлмер, выглядеть так же хорошо. Рыжая шубка была в великолепном состоянии, стать сохранилась, и глаза не потускнели. Сейчас, правда, кошка почти все время спала, и раз в день доктор Финч выгуливал ее на поводке по заднему двору.

Дядя Джек терпеливо уговаривал кошку завершить трапезу, а когда его усилия увенчались успехом, из шкафчика над раковиной достал бутылку с пипеткой на горлышке. Набрал изрядно содержимого в пипетку, пригнул кошке голову и велел открыть рот. Роза повиновалась. Глотнула и затрясла головой.

— Теперь ты, — сказал доктор Финч племяннице. — Открывай рот.

Джин-Луиза глотнула и фыркнула.

— Что это за гадость такая?

— Витамин С. И вообще тебе надо показаться Аллену.

Джин-Луиза пообещала непременно так и сделать и спросила дядюшку, чем он нынче занят.

— Сибторпом, — ответствовал доктор Финч, склонившись над духовкой.

— Чем-чем?

Доктор Финч вытащил из духовки деревянную салатную миску, к изумлению Джин-Луизы, наполненную овощами. Надеюсь, подумала она, плита не была включена.

— Не чем, а кем. Сибторпом, деточка, Сибторпом, — сказал он. — Ричард Уолдо Сибторп был священником Римской католической церкви. Но при этом погребли его по обряду церкви англиканской и по высшему разряду. Пытаюсь найти кого-нибудь подобного. Чрезвычайно значительная личность.

Джин-Луиза была привычна к дядюшкиной манере интеллектуальной скорописи — он упоминал два отдельных факта и делал вывод, неизвестно из чего, на первый взгляд, следовавший. А потом, если правильно подойти к делу, он медленно и верно разматывал катушку своих глубоких познаний и предъявлял цепь рассуждений, блиставшую его особым личным светом.

Но Джин-Луизе было сейчас не до умствований поздневикторианского эстета — ее занимало другое. И она смотрела, как дядюшка так же точно и уверенно, как когда-то делал остеотомию, перемешивает овощи, сдобренные оливковым маслом, уксусом и еще какими-то неведомыми ей специями. Затем он разложил салат на две тарелки и сказал:

— Кушай, деточка.

Доктор Финч, яростно работая челюстями, поглощал свой обед и поглядывал на племянницу, а та раскладывала латук, кусочки авокадо, зеленого перца и колечки лука рядком на тарелке.

— Да что с тобой такое? Ты беременна?

— Слава Богу, нет.

— Я-то полагал — это единственное, что в наши дни может беспокоить молодых женщин. Не хочешь рассказать, в чем дело? — Голос его потеплел. — Ну давай, выкладывай.

У нее на глаза навернулись слезы.

— Что тут у вас произошло, дядя Джек? Что с Аттикусом такое? По-моему, и тетушка, и Хэнк спятили, да и я уже близка.

— Я ничего не заметил. А должен был?

— Ты бы видел их вчера на собрании…

Джин-Луиза взглянула на дядюшку — тот опасно качался на задних ножках стула. Придержался за столешницу, острое лицо слегка расплылось, брови полезли вверх, и доктор Финч громко расхохотался. Ножки стула грохнули об пол, и хохот сменился похохатыванием.

Джин-Луиза в ярости вскочила, уронила стул, затем подняла и направилась к двери:

— Я не за тем сюда пришла, чтоб надо мной насмехались, дядя Джек.

— Сядь, — ответил тот. — Садись и помолчи.

Доктор Финч воззрился на племянницу с неподдельным интересом, будто она препарат под микроскопом или некий клинический феномен, возникший из ниоткуда у него на кухне.

— Вчера бы помер и не знал, что Господь всемогущий еще в этой жизни приведет увидеть, как некто погружается в самую глубь революции и с кислейшей миной осведомляется: «Что происходит?» — Он опять рассмеялся, тряся головой. — Ты спрашиваешь, что происходит, деточка? Готов объяснить, если ты возьмешь себя в руки и перестанешь вести себя так. Мнится мне, твои глаза и уши мало что различают и с мозгом контактируют лишь конвульсивно, — его лицо обрело прежнюю резкость очертаний. — Но тебе не все понравится.

— Это неважно. Объясни только, отчего мой отец превратился в расиста.

— Выбирай выражения, — сухо и неприязненно сказал доктор Финч. — Не смей так называть отца. Это слово омерзительно мне и смыслом, и звучанием.