Пойди поставь сторожа

— А как еще прикажешь его называть?

Протяжно вздохнув, дядя Джек подошел к плите и зажег горелку под кофейником:

— Давай-ка рассудим спокойно.

Он обернулся к Джин-Луизе, и та заметила, что негодование в его глазах сменилось изумлением, а то — чем-то другим, неопределимым. И услышала, как он бормочет: «О, Боже, о Боже, конечно же… В романе должен быть сюжет».

— Ты о чем? — спросила она, понимая, что он цитирует откуда-то, но откуда и зачем, не знала и знать не хотела. Дядюшка по своему желанию умел ее взбесить и, кажется, собирался приступить к этому немедленно.

— Да так, ни о чем. — Он присел к столу, снял очки и спрятал их в карман жилета. Потом заговорил неторопливо и с расстановкой: — Деточка. Твой отец и такие, как он, ведут по всему нашему Югу то, что называется «арьергардные бои», отстаивая некую философию, которая ныне почти иссякла…

— Если эту философию излагали вчера в суде, могу только порадоваться.

Доктор Финч поднял глаза:

— Ты сильно ошибаешься, если полагаешь, что твой отец занят тем, чтобы поставить негров на место.

Джин-Луиза одновременно подняла руки и голос:

— А что еще мне полагать?.. И мне дурно, дядя Джек! Физически дурно!

Доктор Финч почесал за ухом:

— Я думаю, тебе в свое время приходилось, пусть и мимолетно, знакомиться кое с какими историческими фактами…

— Дядя Джек, ради Бога, не заводи со мной сейчас таких разговоров — война тут ни при чем…

— Напротив. Очень даже при чем, если, конечно, ты хочешь постичь, что происходит. И прежде всего пойми кое-что такое — а это, видит Бог, кое-что, — чего никак не могут уразуметь три четверти нации. Кем были мы, Джин-Луиза? Кто мы теперь? К чему, к кому на этом свете мы ближе всего?

— Я думала, мы просто люди. А вообще — не знаю.

Доктор Финч улыбнулся, и в глазах его блеснула дьявольская искорка. Ну все, подумала она, сейчас его понесет так, что и не остановишь, и назад не вернешь.

— Возьми, к примеру, округ Мейкомб, — сказал он. — Типичный Юг. Неужели тебя никогда не поражало, что здесь почти все либо в родстве, либо почти в родстве со всеми прочими?

— Дядя Джек, как можно быть с кем-то почти в родстве?

— Да запросто. Ты ведь помнишь Фрэнка Бакленда?

Вопреки своей воле Джин-Луиза медленно, но неуклонно запутывалась в дядюшкиной паутине. От того, что этот старый паук великолепен, он не перестает быть пауком.

— Фрэнка Бакленда? — переспросила она, подавшись вперед.

— Натуралист. Носил в портфеле дохлую рыбу и держал дома шакала.

— И что же?

— И про Мэттью Арнольда, наверно, приходилось слышать?

Она кивнула.

— Ну так вот, Фрэнк Бакленд был сыном брата мужа сестры отца Мэттью Арнольда. А посему они почти родственники. Понятно?

— Да, сэр, но…

Доктор Финч поглядел на потолок:

— А разве мой племянник Джим, — медленно проговорил он, — не был обручен с троюродной сестрой жены сына собственного двоюродного деда?

Она закрыла лицо руками, напряженно вдумалась и сказала наконец:

— Был. Дядя Джек, мне кажется, ты допустил non sequitur[52], но я не уверена.

— Да ведь это то же самое!

— Не улавливаю связи.

Доктор Финч положил руки на стол:

— Это потому что ты не смотришь. Живешь с закрытыми глазами.

Джин-Луиза подскочила на стуле.

— В округе Мейкомб, к твоему сведению, имеются копии всех тупоголовых кельтов, англов и саксов, какие только жили на свете. Ты ведь помнишь декана Стэнли?

Вот они, нескончаемые часы прежних дней, они возвращаются к ней. Она вновь в этом доме, сидит в тепле перед камином, а ей читают какую-то заплесневелую книгу Она слышит низко рокочущий голос, неожиданно срывающийся на неодолимый визгливый смех. В памяти всплыли рассеянный, растрепанный священник и его коренастая жена.

— Он не напоминает тебе Финка Сьюэлла?

— Нет.

— Подумай, девочка. Подумай. Ну хорошо, раз ты не хочешь думать, я дам тебе зацепку. Стэнли в бытность свою настоятелем Вестминстера перекопал чуть ли не все аббатство, отыскивая Якова Первого.

— О Боже мой.

Во времена Великой депрессии мистер Финкни Сьюэлл, известный в Мейкомбе независимостью суждений и воззрений, выкопал из могилы родного дедушку и выдрал у него все золотые зубы, чтобы уплатить по закладной. Когда шериф притянул его к ответу за разграбление могил и незаконный оборот золота, мистер Финк отбрехивался тем, что если родной дедушка принадлежит не ему, то кому же он принадлежит? Шериф ответил на это, что покойный М.Ф. Сьюэлл является общественным достоянием, но в ответ внук огрызнулся, что участок кладбища принадлежит ему вместе со всем содержимым, а именно — покоящимся там его собственным дедушкой и его зубами, и потому он решительно протестует против ареста. Общественное мнение Мейкомба поднялось на его защиту, сочтя, что мистер Финк ведет себя в высшей степени достойно, ибо старается как может платить свои долги, — и правосудие оставило его в покое.