Пойди туда — не знаю куда

Без пяти девять к милиции на «тайфуне» подъехали Магомед, Убивец и Мишаня Шкаф.

— Какая еще Глотова, какой пистолет?! — захлопал пушистыми ресницами вконец растерявшийся Цыпляков.

— Цыганка была, это я помню, — поддержал товарища сержант Пантюхин. — Семенова Райка. Ну так ту же еще вечером, кажись, отпустили… А чего с нее проку?!

— А вы, собственно, кто такие? — осведомился мрачный капитан Алфеев. Он долго и придирчиво изучал протянутое Магомедом удостоверение и, возвращая его, тяжело вздохнул: — Прямо ерунда какая-то, бредятина. Пистолета нет, акта задержания тоже. Девку вроде как помню, высокая, губастенькая такая, зеленоглазая… Как уставилась на меня своими буркалами…

— А джип, джип где?

— Джип? Какой еще…

— Иномарка-то? — оживился сержант Пантю-хин. — Да вон же она, под окнами стоит. Как Повидло поставил, так и стоит…

Увы, при ближайшем рассмотрении выяснилось, что нечистая сила, посетившая ночью Новоцаповский райотдел милиции, не обошла своим вниманием и черный джип «гранд-чероки»! За то время, пока блюстители порядка сидели взаперти, с машины сняли два колеса — правое переднее и левое заднее, выдрали японскую аудиотехнику, аккумулятор, сняли резиновые коврики, забрали запаску, домкрат, две коробки «спрайта» и, вот уж что совсем необъяснимо, самодельную тряпичную куклу…

— Пацаны, что ли, орудовали? — мучительно морща лоб, предположил Алфеев.

— Тогда, скорее уж, девочки, — осторожно возразил Мишаня.

— Или баба бездетная, — скрипнул зубами Магомед, — высокая такая, зеленоглазая, у которой, блин, ни детей, ни мужика нет…

Ни колес, ни ковриков Любовь Ивановна, конечно же, не брала. А вот что касается куклы Дурехи…

«Знаете, — рассказывала мне Василиса несколько месяцев спустя, когда эта ее чеченская история была уже, слава Тебе Господи, позади, — знаете, как вошла я в кабинет, у меня сердце так и оборвалось. Он по гражданке был одет, в рубашке с засученными рукавами. Как увидела эти ручищи его волосатые, шерсть на груди, брови сросшиеся, честное слово, чуть не вскрикнула. А тут он еще глаза на меня поднял — жуткие такие, нелюдские. Ну все, думаю, вот и сбылся, Василисушка, твой вещий сон! Это же тот самый! Волк это! Оборотень мой, мучитель!.. Стою как парализованная, взора от его бровей отвести не могу… Что дальше? Дальше он вдруг достает пистолет мой, „тетешник“, из стола, курком щелкнул, зубы свои стальные оскалил: „Ну вот что, зеленоглазая, срок тебе все одно светит, там, на зоне, мужиков нет, одни ковырялки, так что давай-ка раздевайся по-быстрому, пока я в настроении…“ И вдруг смотрю — побледнел, в лице изменился. „Ты чего… ты чего так смотришь на меня? — говорит, — ты чего это?!“ И осекся, слюну свою поганую сглотнул. А у меня аж лоб загудел, аж затрясло меня, как от электричества. Смотрю на него не отрываясь, вот сюда, чуть повыше переносицы, и тихо так говорю: „Дай-ка сюда пушку, хмырь болотный“. Встает, пистолет мне протягивает. Челюсть отвисшая, в лице ни кровинки. „Хочешь, — говорю, — хвостовой отросток тебе отстрелю?.. Нет? Ну тогда пошли вниз, в камеру, пока я добрая…“ Он и пошел, как маленький. Я сзади с пистолетом, он впереди. У дежурки остановились. „Подожди, — шепчу ему в затылок, — мне с твоими сослуживцами пообщаться надо!“ Лейтенантик бумаги порвал, вещички мне возвратил — деньги, документы, часы „Ракета“ с Медным всадником на циферблате. Когда Пантюхин, сержант, дверь камеры открывал, у него руки так тряслись, что трижды ключи падали… Смех, да и только. А куклу Дуреху я уже по дороге прихватила. Стоит этот джип без двух колес под стеночкой милиции, дверца у него распахнута, капот поднят, автомагнитолы нет, а она, бедняжка, на земле валяется, юбчонка задрана, ножки врастопырку, уж такая, ей-Богу, несчастненькая, такая… такая использованная и брошенная…»

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ, рассказывающая о том, как встретились на большой дороге два не самых плохих человека

На этот раз ни волка, ни поля, ни загадочного замшелого камня посередь него Василиса во сне не увидела. Причудилась ей Капитолина в подвенечном наряде, но почему-то с руками за спиной, будто была она временно задержанной.

«Все-е, хвати-ит, нагорева-алась, намы-ыкалась, — громко, как на митинге, заголосила она. — Категорически порываю с товарищем Тюлькиным, выхожу замуж за господина Кутейникова! И вот тебе, доченька, на прощанье мой материнский завет: „Ничего… ну что, халда, хихикаешь, слушай, когда уму-разуму тебя учат!.. ничего, золотце мое, не бойся, никаким таким Эдикам больше не верь и никого… слышишь, дурища ты этакая?! никого ни за какие деньги не жалей!“»

«Господи! — поразилась Василиса. — Да откуда все это?!»