Пойди туда — не знаю куда

ИЗ ПИСЬМА КАПИТАНА ЦАРЕВИЧА

…И вот я опять в Ханкале, счастье ты мое неосознанное! Лепит мокрый снег. Гудит докрасна раскалившаяся буржуйка. В соседней палатке пьет возвратившаяся со спецзадания десантура.

Если б ты знала, чего я только не навидался за эти дни!..

Помнишь, те два деревца в лесу: клен и тесно прижавшуюся к нему рябинку. Помнишь, как я сказал тебе: «Васенька, это метафора. Это наша с тобой любовь, наша неразлучность (я ведь, как тебе известно, клен по друидскому календарю)». Так вот, видел я позавчера под Новыми Атагами такую картину: свежая воронка у дороги, рядом с ней бугорок непросевшей еще земли, над которым цепко сплелись ветвями мы с тобой, уже безлиственные, посеченные осколками. А мне к груди приколочена фанерная табличка с карандашной надписью: «Здесь похоронен русскоязычный мужчина с протезом на правой ноге».

Полчаса назад к нам в палатку вошел пьяный, с неделю уже не бритый контрактник:

— Слышь, идеология, за что воюем-то?

Пряча глаза, отвечаю, как положено:

— За Россию…

— А где она, эта ваша Россия, где, етитская сила?!

Вопрос, что называется, по существу, Вася…

Уж не знаю, что и стряслось, но здесь, в Чечне, мне все время снится не моя Небесная Русь, а какая-то несусветная, без края и конца, мусорная свалка. Тучами вьются над нечистым этим полем помоечные птицы, которых раньше звали чайками. Копаются в отбросах уже даже не бомжи, а, прости Господи, пугала огородные — без лиц, без телес, без прошлого и будущего. А посреди всего этого безобразия — большущий замшелый камень, ранее стоявший, как я догадываюсь, на росстани, на распутье трех дорог, как в наших с тобой русских сказках. И подошел я, жилая ты моя, к этому древнему, как мать сыра земля, валуну и, содрав с него мох автоматным штык-ножом, прочитал вещие, Василисушка, письмена: «ПОД КАМНЕМ СИМ ЛЕЖИТ РУСЬ СВЯТАЯ»…

Боже мой, Боже!..

За весь месяц написалось одно стихотворение. Тоже про поле, только не знаю про какое — про земное или про небесное:

Поле приснилось пустынное,
лоб леденящий февраль,
низкое небо холстинное,
русская, Господи, даль.

Птица приснилась нескорая,

гиблая ширь без пути,
поле без края, которое
Бог мне судил перейти.

Вот и подумалось спящему:

что там о сроках гадать —
смерть позади, а пропащему
полю — конца не видать…

Все, заканчиваю. Завтра с утра вылетаю на «вертушке» в район Бамута. Там идут бои… Не грусти, любимая.

Твой Царевич.

* * *