Пойди туда — не знаю куда

Как всегда, Василиса чуть не опоздала. Когда она спрыгнула на бетон военного аэродрома, лопасти Володичкиной «вертушки» уже вращались. Ах, какой ветер, какой неистовый, слезы из глаз выжимающий вихрь от винтов шибанул Василисе в лицо, сорвал фуражку с пижонской высокой тульей у бежавшего рядом с ней прапорщика! Согнувшейся в три погибели, изо всех сил зажмурившейся гражданке Глотовой, со вчерашнего вечера опять «временно не работающей», показалось на миг, что некая неведомая, невидимая сила совершенно осознанно препятствует ей, не хочет пускать ее туда, куда она так заполошенно опять устремилась. «Бежишь-бежишь-бежишь!..» — вращаясь, вжикали стальные лопасти вертолета.

— Да! да! бегу, — глотая перемешанные с пылью слезы, шептала в ответ Любовь Ивановна. — Бегу, потому что слишком хорошо себя, оглашенную, знаю!..

И тут опять начались чуть ли не привычными уже ставшие чудеса. В салон Ми-8 беглянке помог подняться неизвестно откуда взявшийся майор Вячиков. Присев рядом с Василисой, лысенький гоношила что-то долго и энергично втолковывал ей. А когда недоверчиво взиравшая на собеседника пассажирка служебного вертолета сначала неуверенно пожала плечами, а затем кивнула головой, Павел Петрович, просияв, вручил ей конверт с командировочными деньгами и так называемые документы прикрытия на имя Пашковской Веры Станиславовны, питерской журналистки, участницы международного проекта «Поиск-96». Вячиков, дружески дернув Василису за нос, выскочил из ревущей машины. Дверь захлопнули, вертолет тотчас же взлетел. И вот, когда фигурка машущего рукой майора стала совсем-совсем маленькой, растерянно смотревшая в иллюминатор женщина с большущими зелеными глазами вспомнила вдруг, что впопыхах, собираясь, забыла сунуть в сумку злосчастную куклу Дуреху…

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ про то, как Василиса встретилась наконец-то с Царевичем и не только с ним…

Горы были обманчиво близки. Казалось, что начинались они сразу же за выгоревшими дотла под солнцем пыльными, цвета хаки, холмами. В погожие дни из Ханкалы были видны сразу два Кавказских хребта: Терский на востоке и Сунженский чуть южнее. Где-то там, высоко в горах, шла настоящая — с окопами, бомбежками, трупами и кровью — война. Снеговые вершины были так светлы и призрачно-поднебесны, что в это с трудом верилось…

Группа, к которой сразу же после прилета в Грозный присоединилась Василиса, занималась поисками без вести пропавших коллег-журналистов. Кроме Василисы, то есть теперь уже Пашковской Веры, по легенде Вячикова — пресс-атташе некоего скромного правозащитного фонда, а также сотрудницы питерского еженедельника, в котором до перехода в армейскую газету работал разыскиваемый Э. Царевич, — так вот, кроме нее в группе «Поиск-96» было еще пятеро таких же, как она, сумасшедших: трое москвичей, немец из «Дейче велле», по имени Руди Шталлер, и местный шофер Рамзан.

О том, что довелось повидать и пережить Василисе и ее спутникам за те три недели, пока белая «Нива» и старый «Москвич» с выбитым задним стеклом колесили по Чечне, можно было бы написать отдельную остросюжетную книгу. Не исключено, что когда-нибудь, когда боль и ненависть на сердце чуть поулягутся, я, быть может, все же соберусь с духом и сделаю это…

Но сейчас, сейчас, Господи!..

…Сейчас давайте лишь зажмуримся, как это делала героиня наша в самые критические, судьбоносные мгновения! Вот так вот — крепко!.. еще, еще крепче! — чтобы и у нас из глаз выжалась к делу не относящаяся, застилающая взор соленая влага! Изо всех сил зажмуримся и медленно досчитаем про себя до самого рокового, самого магического из всех известных нам чисел — до тринадцати, то бишь до чертовой дюжины. Досчитав же, коротко выдохнем и, ничего уже на свете не боясь, вскинем мокрые еще ресницы и с Божьей помощью продолжим наше повествование…

Утром 26 июня к военной комендатуре города Аргуна подъехал черный джип «гранд-чероки» с заклеенной пластырем пулевой пробоиной на ветровом стекле. Вылезший из машины стройный, невысокого роста юноша в армейском камуфляже направился к дверям учреждения. Под мышкой у него была кожаная, ослепительно сверкавшая золотым замочком папка.

— Рамзан, кто это? — встрепенулась сидевшая на правом переднем кресле «Москвича» Василиса.

— Это Амир, — ответил всё и всех в Чечне знавший водитель, — Красавчик Амир, сын полевого командира Борзоева.

— Большого Беслана?!

Далее события развивались следующим образом. Стекло на левой передней дверце джипа опустилось, мигнул бледный огонек зажигалки, взметнулся сигаретный дымок.

— Я сейчас, я на секундочку, Рамзан, — вытаскивая из бардачка пачку «Мальборо», сказала Василиса. Она вышла из «Москвича» и, перебежав улицу, попросила прикурить у сидевшего за рулем иномарки бородатого, с бритой головой, чеченца. Прикуривала Пашковская, как потом с удивлением вспоминал Рамзан, что-то слишком уж долго. Наконец она распрямилась, со стороны мотора обошла джип и, открыв заднюю дверцу, села в него.