Пойди туда — не знаю куда

Гость был, как всегда, точен. Без трех минут пять вертолет Ми-2 без опознавательных знаков пролетел над скалой Трех Братьев, о чем пост № 3, находившийся на ней, немедленно известил командира отряда полковника Борзоева. Едва не задев колесами поросшую елями седловину Горелой горы, появившийся со стороны Большого Кавказского хребта борт нырнул в ущелье и в 4.59 по местному приземлился у речной излучины. Ровно в пять одышливый, лысый, плохо выбритый толстяк в мятых, с пузырями на коленях, брюках, широко раскинув руки, обнял Большого Беслана:

— Ассалам алейкум, дорогой!

— Ваалейкум ассалам! — сверкнув до голубизны белыми зубами, улыбнулся радушный хозяин. — И как же прикажешь называть тебя, брат, ты ведь, кажется, уже не Ашот Акопович?..

— Японским императором я уже был, — подумав, сказал гость. — Барончиком тоже. Зови меня… ну, скажем, Князем, дорогой!

Лагерь боевиков скрывался под сенью дубовой рощи. В этот ранний час люди еще спали по палаткам. Слабо дымили залитые водой угли ночного костра. В огромном, подвешенном на цепях котле лениво булькала готовая уже баранья похлебка.

— Вчера вечером опять бомбили, — обводя Князя вокруг свежей воронки, сказал полковник Борзоев.

— Потери есть?

— Слава Аллаху, только мой джип «шевроле».

— Ай, какая досада! Сочувствую, искренне сочувствую, друг!

— Ничего, дорогой, у меня их восемь. Два джипа «шевроле», два джипа «витару», три «мицубиси-поджеро» и джип «гранд-чероки». Должны были пригнать из Тулы джип «тайфун», но что-то задерживают…

В командирской палатке их ждал накрытый на двоих стол. Долгожданного гостя Большой Беслан усадил на почетное место — под висевшим на ковре портретом Джохара Дудаева.

— Я слышал, генерал жив, — принимая из рук хозяина пузатый к донышку стеклянный стаканчик с чаем, сказал человек, которого совсем еще недавно звали Микадо.

— У тебя чересчур гуманные информаторы, брат, — сдержанно ответил полевой командир Борзоев. — Они берегут твое больное сердце. А мне мои источники доложили, что у тебя горе, большое горе…

— У тебя хорошие источники, дорогой. — Глаза у гостя погрустнели, голова поникла. — Погиб самый близкий мне друг… О, если б ты знал, Беслан, как я любил ее!..

Крупная слеза, скользнув по щеке, застряла в густой жесткой щетине прилетевшего из-за гор человека.

— Они… они убили мою Надежду, дорогой! — гулко сглотнув, прошептал он, весь какой-то нечистый, насквозь фальшивый, смутно, в своем новом, безусом обличье, напоминавший кого-то полковнику Борзоеву. — Когда я вошел в нашу квартиру на Петровской набережной, Беслан, я чуть не лишился рассудка. Это было что-то невообразимое, дорогой: они пытали ее, резали, жгли сигаретами… Все, буквально все в доме было перевернуто, перерыто, вспорото… И самое, самое поразительное — ты не поверишь! — практически ничего не пропало! Даже драгоценности Надежды Захаровны — у нее были просто замечательные, уникальные вещи, — даже они почему-то не заинтересовали преступников. На полу валялись бриллианты, Беслан!.. Значит… значит, искали эти мерзавцы что-то другое!.. Боже, но что, что?.. Ума не приложу!

— Может быть, ту безделушку, которую ты и сам, дорогой друг, насколько мне известно, ищешь?

Слова эти, негромко произнесенные Большим Бесланом, произвели на гостя самое неожиданное впечатление. Глаза его заметались, рука дрогнула, лоб вспотел.

— Что… что ты имеешь в виду? — стряхивая пролитый на брюки чай, пробормотал Князь. — Безделушка? Какая еще безде…

— Амулет Калиостро, дорогой. Или, если хочешь, печать Пелегрини, — задумчиво поглаживая бороду, сказал Беслан.

Некоторое время гость растерянно шаркал по колену ладонью. Наконец он поднял голову и, усмехнувшись, сказал:

— У тебя классная разведка, Зверь… Я действительно интересуюсь этой вещицей, действительно ищу ее… И давно. Очень-очень давно… Она у тебя?

— О нет. Но кое-что слышал о ней.

— А я… я, Беслан, однажды, ты не поверишь, держал ее в руках. Совсем, правда, недолго, каких-нибудь пару секунд…

— В квартире коллекционера, когда тебя взяли, брат?

Экс-Барончик словно бы не расслышал.

— Я взял ее в кулак, вот в этот, в левый, — глядя на растопыренную пятерню, пробормотал он. — Камень был теплый, почти горячий, и ты знаешь, Беслан, он гудел, как электробритва. Я подержал его в руке — именно так и можно определить его подлинность, — я стиснул камень Калиостро вот этой самой рукой и, безусловно удостоверясь, вернул талисман его тогдашнему владельцу. Только так уж получилось, что вместо Мфусианского чертову вещицу — ты ведь, должно быть, знаешь, что она имеет свойство выкидывать всяческие фокусы! — вместо несчастного Кирилла амулет взял у меня какой-то странный, непонятно откуда взявшийся в квартире макаронник в лиловой сутане… А потом, как тебе известно, началась несусветная стрельба… Дикие крики, кровь!.. Ужас, у-ужас!.. Клянусь, я не убивал до этого, а тут… а тут — сразу два трупа…

Гость спрятал в ладонях свое большое потное лицо.