Поиграй со мной

Я не беспокоюсь о том, что недостаточно хорош для Дженни. Никогда эта женщина не просила меня быть кем-то другим, кроме самого себя. Все, что я мог дать, всегда было правильным, именно таким, как ей нужно. То же самое можно сказать и о том, что она мне дает. Я не знаю, сколько существует способов объяснить, как два человека так идеально подходят друг другу, но я готов провести остаток своей жизни, составляя предложения, если это то, что нужно, чтобы заставить ее поверить, что этого достаточно. Что ее, черт возьми, достаточно.

— Я думаю, что любовь — это достаточно веская причина для большинства поступков, но мне не нужно, чтобы она оставалась в Ванкувере, чтобы я любил ее. Я буду любить ее, где бы она ни была, и я собираюсь убедиться, что она это чувствует.

Потому что это, я думаю, самая большая проблема Дженни: непонимание того, что ей не нужно жертвовать ни единой частичкой себя, чтобы получить всю любовь, которой она заслуживает.

Настоящая любовь не обусловлена. Это видеть кого-то таким, какой он есть, и принимать его всего. Это знать, что вы, в первую очередь, друзья, а во вторую — любовники, понимать, что споры — это возможность узнать друг друга глубже. Ужин ждет тебя в микроволновке, свет оставлен включенным, чтобы ты благополучно вернулся домой. Принимать вместе душ, чтобы вы могли дольше целоваться. Это два часа ночи, когда раскрываются секреты, пока вы увлечены друг другом, танцуете на кухне, смотрите фильмы Диснея на диване и плачете навзрыд. Это поддерживает мечты, расти вместе и расти порознь. Потому что, когда ты можешь быть сильным сам по себе, ты можешь быть сильным и вместе.

Если я должен любить Дженни на другом конце страны, это именно то, что я собираюсь сделать. И если расстояние меня не остановит, то Картер Беккет уж точно не остановит.

* * *

Он не собирается меня останавливать, но чертовски уверен, что пытается, и он чертовски бесит меня, пока делает это.

— Андерсен, ты неплохо выглядишь на второй линии. — Он объезжает меня на коньках, держа палку поперек бедер.

— Тогда я должен вернуться к первому. Поскольку, как ты знаешь, это мое место.

— Но тогда где бы играл Кайл?

— На его месте, — отвечаю я сквозь стиснутые зубы. — На второй линии.

— Я согласен, — вмешивается тренер. — Нам нужно, чтобы Андерсен вернулся на — первый — с тобой и Эмметом. Вы трое — наш звездный состав не просто так. — Он обрывает Картера, как только тот открывает рот. — Беккет, посмотри мне в глаза и скажи, какое место в этой команде принадлежит Андерсену.

Челюсть Картера сжимается.

— На первой линии.

— И почему?

Его взгляд переключается на меня, и за всей злостью я вижу что-то еще. Что-то уязвимое и мягкое. На мгновение, несмотря на его дерьмовое отношение на прошлой неделе, я сочувствую ему.

— Потому что он ценный игрок и незаменимый лидер.

— Вот именно. Так что разбери свое дерьмо и давай сегодня вечером поиграем в настоящий хоккей. Андерсен, ты снова на первой линии.

— Молодец! — Эммет хлопает меня рукой в перчатке по заднице. — С возвращением, детка. Мы скучали по тебе.

— Говори за себя, — ворчит Картер, и то сочувствие, за которое я цеплялся минуту назад, исчезает. Заплаканное лицо Дженни всплывает в моем сознании, и что-то внутри меня обрывается.

— Повзрослей, блять, Беккет.

Картер подходит ближе.

— У тебя проблемы, Андерсен?

— Да, у меня гребаная проблема. — Я катаюсь вперед, пока моя грудь не касается его. — Моя проблема в том, что тебе двадцать девять лет, но ты ведешь себя как гребаный малыш, у которого задули свечи на день рождения.

Я не знаю, кто из нас первым бросит клюшку и перчатки на лед.

Картер сжимает в кулаке мою футболку, промахиваясь мимо моего лица и хватая меня за плечо, когда замахивается.

— Ты трахаешь мою сестру!

— Нет, я не собираюсь! — Я дергаю его на себя, сбивая с него шлем. — Это больше…

— Ты сказал, что собираешься отвезти ее в Паундтаун!

Наши ноги переплетаются, когда он обхватывает мою голову рукой, и мой шлем слетает, когда мы падаем на лед.

— Она сказала это первой!

— Да, ну а теперь я собираюсь сводить тебя в Паундтаун, и не в самом веселом смысле!

— Жаль, что ты уже там, — ворчу я, наваливаясь на него сверху, прижимая его извивающееся тело ко льду. Мой кулак едва дотягивается до его рта, когда его рука закрывает мое лицо. — Потому что я только что… трахнул… тебя!

— Господи Иисусе, — бормочет кто-то.

— Чертовски неловко, — добавляет другой голос.

— Пусть они сами разбираются. Сегодня вечером они должны играть вместе.

— У меня сотня на Беккета. Он жаждет крови. Андерсен трахнул его сестру.

— Я принимаю пари. Нужно быть сумасшедшим, чтобы испытывать Беккета таким образом. Думаю, Андерсен на это способен.

Глаза Картера темнеют, его боевой клич эхом разносится по льду, когда он наваливается на меня.

— Ты трахаешь мою сестру!

— Я, черт возьми, люблю ее!

Его рот приоткрывается, когда его хватка на моей футболке ослабевает.

— Что?

Я бью его по запястьям, глотая воздух.

— Я сказал, что чертовски люблю ее, ясно?

Он садится, но не слезает с меня.

— Но я думал…