Вокруг хаос. Все набиваются в гостиную и кухню. Температура в доме мгновенно повышается. Слишком много людей, слишком много тел набивается на основной этаж, каждый начинает разбиваться на пары со своими партнерами. Адам и Джексон стоят за барной стойкой, подавая всем одиноким парням и девушкам шоты. В этом пространстве так много людей, трудно увидеть кого-либо, кроме стоящего рядом с тобой человека.
Мне трудно видеть кого-либо, кроме Дженни, потому что она стоит в углу гостиной, будто, черт возьми, пытается исчезнуть, тревожно оглядывая пространство. Ее яркая личность спрятана, заменена этой оболочкой ее стороны, предпочитающей прятаться, а не быть частью всеобщего веселья.
Я проскальзываю через кухню в столовую, прежде чем вернуться в темный, пустой коридор, прямо за Дженни.
Мои кончики пальцев танцуют вокруг ее талии, пока я не кладу ладонь ей на живот, и она вздрагивает, задыхаясь.
Мои губы касаются ее уха, когда идет обратный отсчет.
— Пойдем со мной.
— Что ты делаешь? — шепчет она, когда я веду ее вверх по лестнице. — Что, если Картер увидит?
— Единственное, что существует в мире твоего брата в этот момент — это его жена. — Я заглядываю в спальню, ту самую, в которой впервые попробовал Дженни. — Он не заметит, что мы ушли.
— Если ты ошибаешься, я притворюсь, что у меня амнезия.
Я тащу ее в темную комнату, прижимаю к стене.
— А я выпрыгну из окна, и ты меня больше никогда не увидишь.
Внизу люди начинают отсчет в обратном порядке, начиная с двадцати.
Моя рука обвивается вокруг шеи Дженни, и большой палец ложится на пульс, скрытый под ее теплой кожей. Он сильно бьется, и мне нравится быть причиной, по которой она прямо сейчас возвращается к жизни.
— Ты позволишь мне стать твоим полуночным поцелуем?
Ее безумные глаза мечутся между моими.
— Может быть.
— Ответ неверный.
— Тогда, может, тебе стоит просто взять то, что ты хочешь.
Наши рты неистово соприкасаются, пальцы зарываются в волосы, бедра трутся, языки скользят повсюду, и все это в то время, как зал внизу взрывается радостными криками.
Моя рука скользит под платье Дженни сзади, и я легонько шлепаю ее по заднице.
— Укусишь меня еще раз, и я заставлю тебя кричать.
Ее пальцы в моих волосах, она глубоко целует меня, ее зубы скользят по моей нижней губе, прежде чем она оттягивает ее.
— Я бы хотела посмотреть, как ты попробуешь.
Я захлопываю дверь спальни и заталкиваю ее в ванную, включаю свет и запираю нас. Ее щеки раскраснелись, розовые губы припухли, грудь тяжело вздымается, когда я подхожу к ней.
— Сними трусики.
— Гар…
— Сейчас.
Я играю с огнем, но не могу найти в себе сил для беспокойства. Мне всю ночь приходилось наблюдать за ней издалека, и все, что я хочу сделать, это попробовать ее на вкус.
Дженни двигается недостаточно быстро, поэтому я разворачиваю ее, прижимаю к стене и одним быстрым рывком сжимаю в кулаке ее трусики.
Одна рука обхватывает основание ее горла, другая опускается между ног.
— Угадай, что происходит, когда ты кричишь?
— Люди слышат, — хнычет она.
— Люди слышат. Ты хочешь, чтобы люди услышали?
Она ахает, когда я провожу пальцами по ее влажности.
— Нет.
— Тогда тебе придется быть хорошей девочкой и вести себя тихо.
Я поднимаю ее на руки, прежде чем опустить ее задницу на раковину, задирая платье вокруг бедер и широко раздвигая ее ноги. В зеркале отражение ее киски блестит от желания, и у меня текут слюни.
— Ты будешь следить за тем, как кончаешь для меня, и постарайся не шуметь, когда будешь это делать.
Ее широко раскрытые глаза с удивлением смотрят на меня, когда мои ладони скользят по ее бедрам. Когда я приоткрываю рот на ее шее, ее губы раздвигаются с хриплым вдохом, который быстро перерастает в стон, как только я глажу ее клитор.
Я киваю, слегка встряхиваю головой.
— Не самое удачное начало, солнышко.
Ее бедра приподнимаются, глаза умоляют меня, когда я прикасаюсь к ней, почти давая ей то, что она хочет, но в последнюю секунду забирая это.
Мой рот обводит линию ее шеи, вдоль подбородка, останавливаясь на ухе.
— Ты хочешь, чтобы эти пальцы трахнули тебя?
На Дженни приятно смотреть: она полностью обнажена передо мной, уязвима, когда смотрит на меня, ее голова на моем плече. Когда она кивает, я понимаю, что впервые за все время нашего знакомства лишил ее дара речи.
Может быть, именно поэтому я избавляю ее от страданий. Я удерживаю наши взгляды, когда погружаю в нее один палец. Когда ее рот приоткрывается в стоне, я зажимаю его свободной рукой, заглушая свое имя, слетевшее с ее губ.
Я погружаю второй палец.
— Что я сказал?
Ее руки лихорадочно тянутся назад, ища, за что бы ухватиться. Одна сжимает в кулаке мою рубашку, другая — раковину, и когда я нажимаю на ее клитор сильнее, быстрее, ее глаза закатываются к потолку, она стонет в мою руку. Мой большой палец находит ее клитор, надавливая, поглаживая, сводя ее с ума.