Пойма

— Это папа твой тебе рассказал, да? Верно. Это был я. Вроде как снимал напряжение. Сначала боязно было, а потом ничего. Вот когда был дома, всегда боялся. Мама моя — она меня любила. Очень сильно любила. И любила меня связывать, как её связывал мой папа, когда они с ним ласкались. Это я у неё научился. Связывать-то. Но мне не по нраву было, когда меня связывают. Это нравилось ей. Ну а мне — мне нравилось вязать самому. Вот так мы вроде как и дополняли друг друга, покамест я как-то раз не перестарался… Дело было в Арканзасе. Потом я ушёл на войну, научился убивать. Получать от убийства наслаждение. А когда вернулся… В общем, тут у меня уже натурально трубы горели. Говорю тебе, Гарри, я просто не могу удержаться. Пытался вот ограничиться людьми, которые никому не важны.

— Да как будто для вас хоть кто-то важен, — сказал я, без особого успеха перепиливая верёвки.

— Ты меня порежешь, Гарри! — пискнула Том.

В костре что-то затрещало, по лицу Сесиля рассыпались кровавые сполохи. Несколько капель дождя проникли сквозь густую сеть колючих побегов, лоз и ветвей над головой, попали в огонь, и пламя зашипело.

Сесиль сказал:

— А ты совсем как твой папа, верно? Такой же непогрешимый, а?

— Похоже на то.

— Вот папа-то наш задаст вам перцу! — заявила Том.

Мачете было острое, но слишком неудобное, да и Том начинала материться и канючить — развяжи, мол, да давай ружьё. В конце концов я бросил мачете, достал свой карманный нож и открыл его зубами.

Сесиль двинулся ко мне.

— Не подходите так близко, Сесиль! А то как отстрелю вам ноги!

— Пипетку ему отстрели! — крикнула Том.

С карманным ножом справиться оказалось гораздо легче. Наконец я перерезал верёвки, и Том села, потирая запястья.

— Ну вот Том, теперь всё путём.

— Всё будет путём, когда отстрелим ему пипетку!

Я встал, поднял ружьё, и Сесиль отшатнулся. Но я никак не мог в него пальнуть. Воспитание не позволяло мне убить человека. Мне было трудно даже застрелить белку или поймать рыбу на крючок, если я думал, что не собираюсь их съесть, а закусывать Сесилем я уж точно не собирался.

Хладнокровно стрелять по людям попросту шло вразрез с моей природой. Он-то, несомненно, этого заслуживал, но как я ни пытался, никак не мог собрать волю в кулак и нажать на спуск. Представил себе: даже если пробить ему колено, чтобы он не мог никуда уйти, пока я не приведу папу, Сесиль в итоге медленно истечёт кровью и всё равно помрёт. От самой мысли всадить дробину в человеческую плоть мне становилось дурно, у меня кружилась голова и отключался здравый смысл.

Я совершенно не понимал, что с ним делать. Решил, что нет другого выбора, кроме как отпустить его, сказать папе, а он уже пускай его ловит. Если попытаюсь его связать, то мы без вариантов поменяемся ролями, а если попробую отвести его домой под дулом ружья, то, боюсь, он меня тоже как-нибудь обхитрит.

Том стала одеваться, а я сказал:

— Рано или поздно вы получите по заслугам.

— Вот это другое дело, дружок.

— Тогда сидите вот здесь, а мы пошли наружу.

Он поднял руки:

— Ну вот теперь ты поступаешь разумно.

Том не унималась:

— Не может выстрелить, так давай я!

— Пошли, Том.

С видимой неохотой она всё же свернула в узкий лаз и направилась к выходу. Сесиль сказал:

— Ты вспомни, дружок. Когда-то нам было здорово вместе.

— А вы никогда вместе со мной ничего и не делали, только волосы стригли, да и то всё равно не умели постричь нормально, — я отвернулся и пошёл к туннелю. — И уж точно стоило бы прострелить вам ногу за то, что вы сделали с Тоби.

— Он обидел Тоби? — крикнула Том. — А ну давай сюда ружьё!

Она порывалась было схватить дробовик, а Сесиль в тот же миг шагнул вперёд. Я отпихнул сестру в сторону и вскинул ствол.

— Я-то думал, вы хотели пойти своей дорогой.

Он улыбнулся:

— Я и хочу, Гарри. Не будешь же ты винить меня за эту попытку.

— А вот и буду, — ответил я. — Том, беги!

И мы стали продираться наружу; я всё слушал, не идёт ли он следом, то и дело оглядывался назад, но Сесиля было не видно и не слышно.

Мы выбрались из лаза, миновали дерево, где было найдено первое тело, и спустились к месту, в котором я вытянул лодку на берег. Я рассудил так: пойди мы через лес, он может нас настигнуть, если же мы поплывём вверх по течению на лодке, ему будет непросто нас выследить, если это входит в его намерения.

Я надеялся, что не входит.

Когда мы спустились к реке, лодку, которую я так и не смог полностью вытолкнуть на сушу, смыло в реку течением, испещрённым рябью от дождевых капель. В отдалении было видно, как она на большой скорости уплывает всё дальше от нас.

— Ё-моё, — сказал я.

— Это лодка Моуза была? — спросила Том.

— Придётся идти вдоль берега, к Шатучему мосту.

— А путь дотуда неблизкий, — услышал я голос Сесиля.

Я обернулся — вот он стоит на высоком берегу рядом с дубом, на котором мы с Том нашли труп. Просто большая тень у дерева — её вид тут же навеял мне мысль о дьяволе, явившемся из-под земли: чёрном, злобном и коварном. Если на то пошло, может, Сесиль и не тот самый Странник, может, на самом деле он — сам Вельзевул, о котором говорила мисс Мэгги.