Зарычав, он дернул меня к себе и заткнул мне рот поцелуем – злым, терзающим, силой раскрывая мне рот языком и крепко держа ладонью за лицо, чтоб не смогла увернуться. Но я и не думала уворачиваться – вгрызалась в него в ответ, всасывала язык и кусалась, задыхаясь от желания доказать этим поцелуем все, что не смогла словами.
Твоя, кричал этот поцелуй. Пусть шлюха – пусть! Но твоя!
Тяжело дыша, он, наконец, отпустил меня.
– Зачем… ты приехал? – слова вырывались из моего истерзанного рта короткими, рваными вздохами. Боже, как я хотела его…
С секунду он будто боролся с собой – сказать, не сказать? Потом качнул головой, вытащил из кармана брюк портмоне, а из него – купюру в пять тысяч.
– Возьми такси, – все еще тяжело дыша, сказал он, всовывая деньги мне в руку. – И не попадайся мне больше на глаза, Соня Демидова. Иначе…
– Зачем ты приехал за мной? – заорала я ему в лицо. – Я хочу знать! Если ты бросаешь меня – ЗАЧЕМ?! ТЫ! ПРИЕХАЛ?!
Богдан угрожающе сузил глаза.
– Тебе не понравится то, что ты услышишь.
– А ты проверь меня!
Он вдруг расхохотался.
– Как в точку! Ведь именно за этим я и приехал. Да только пачкаться по дороге передумал…
– О чем ты? – мои глаза распахнулись в недоумении.
– Проверить тебя я приехал, – прошипел он, в сантиметре от моего лица. – Закинуть тебя на плечо, отвезти, куда собирался, и проверить, не шлюха ли ты, которая решила поиграть со мной в невинную зайку.
– Девушка, он вас обижает? – вызывающе поглядывая на Мещерского, рядом с нами остановился высокий, худой очкарик с сумкой через плечо.
– Все в порядке… – я вымучено улыбнулась.
– Если он вас обижает, я могу вызвать поли…
– Сдрисни отсюда! – рявкнул, не выдержав Богдан. – Хотел бы, давно бы обидел.
Очкарик исчез еще быстрее Марка-водителя, и мы снова остались одни.
– Я удовлетворил твое любопытство, Соня? Теперь ты поедешь домой?
Он смотрел на меня измученным, больным взглядом, и после страстного, хоть и жесткого поцелуя, мне это совсем не понравилось. Но я вдруг поняла, как мне разрулить эту ситуацию.
– Нет. Теперь не поеду.
– Мне отвезти тебя? – он почти умолял, вновь обняв меня за плечи, неосознанно лаская и поглаживая разгоряченную кожу пальцами. – Что? Что мне сделать, чтобы ты перестала меня мучить?
Подняв руку, я провела большим пальцем по его губам, а он вдруг оскалился, будто укусить хотел. Меня же дернуло от его реакции – повело так, что слова грозили в кашу превратиться. Но я пересилила себя и ответила. Предельно коротко и ясно.
– Проверь то, что хотел.
Глава 17
Я была уверена, что мы не доедем до места назначения. Разобьемся и закончим свои жизни в перевернутой машине, со сломанными шеями. Но, черт меня раздери, если мне не было на это наплевать.
Все, что сейчас имело значение – это чтобы на нашем пути к кювету было как можно больше красных светофоров. Потому что на красном Богдан переставал лапать меня, хватая за все, до чего только мог дотянуться, притягивал к себе за шею и целовал так, что я почти теряла сознание.
Это было невероятно, неописуемо – этот контраст между наглой бесцеремонностью его рук и нежностью поцелуев. Мужчина явно не знал, что со мной делать – метался между желанием наказать меня и неуверенностью – а можно ли со мной вот так, грубо и нахраписто?
Я же решила не делать больше попыток объясниться – пусть думает, что хочет. И пусть я сегодня лишусь девственности совсем не так романтично, как собиралась, но если это единственный верный способ доказать ему, что я не шлюха и лгунья – что ж, я готова.
Хотя, признаться, причина была не только в этом.
Можно было бы, наверное, остановить все это безумие – поговорить, объясниться. Я чувствовала это по его поведению, по его осторожным, косым взглядам, когда залезал рукой мне под платье. Он будто проверял мою реакцию, ждал, что я не выдержу, попрошу его пожалеть меня, не лезть до такой степени напролом. Иногда мне даже казалось, что он хотел этого, молча умолял меня перестать терпеть – возмутиться или расплакаться, как и полагается скромной девственнице. Думаю, он поверил бы, начни я сейчас рассказывать, как дело было.
Но я уже не могла остановиться. Я хотела доиграть эту партию до конца и выкинуть свой главный козырь тогда, когда он уже не сможет отступиться. Сдернуть его с пьедестала, заставить почувствовать себя виноватым.
А еще он нравился мне таким – жестким, шальным. Опасным. Я с ума сходила от этих его скачков настроения – от нежности к грубости и обратно.
Вероятно, также, как и я, осознав, что находиться за рулем в столь возбужденном состоянии опасно, Богдан вдруг съехал с дороги на неприметную, темную парковку рядом с каким-то сквером.
– Знаешь, что я с тобой сделаю, если пойму, что лгала мне? – заглушил машину, перегнулся через коробку передач и навис надо мной.
Я протянула к нему руки, пытаясь обнять, но он не позволил – задрал обе наверх и там держал – крепко, будто наручники надел.
– Выкинешь меня за борт?
Его глаза потемнели.
– Интересное предложение. Но нет, пожалуй, не выкину. Я же не отморозок, как твой лысый дружок.
Я стиснула зубы и дернулась, пытаясь освободиться.