2. «Критерий несводимости». В отличие от «Семинара…», Мейер не считает, что учение Иисуса должно быть несводимо к современному Ему иудаизму. Несводимость Мейер утверждает исключительно в отношении раннехристианского богословия. Но даже тогда Мейер применяет этот критерий весьма осторожно, поскольку признает, что сегодня ученые обладают лишь фрагментарными знаниями о раннем христианстве.
3. «Критерий множественности свидетельств»: аутентичность материала доказывается его наличием в независимых источниках и в разных жанровых формах. В отличие от большинства ученых, Мейер считает, что наличие общего материала в различных жанрах (например, кратких речениях, притчах, нарративах и т. д.), пусть даже внутри одного источника, является свидетельством множественной аттестации.
4. «Критерий согласованности». Его Мейер использует так же, как и большинство других исследователей.
5. «Критерий отвержения и казни». Здесь Мейер следует за Сандерсом, указывая, что реконструкция образа исторического Иисуса должна объяснять, почему Иисуса отвергли некоторые Его современники и казнили римляне (подробно об этом см. параграф 1 главы 4).
Три дополнительных критерия[517]: наличие следов арамеизмов (его Мейер берет у Иеремиаса), согласованность текста с палестинским контекстом и живость повествования (vividness of narrative, то есть более детальное описание). Однако эти критерии не настолько надежны и убедительны, поэтому используются Мейером исключительно для подтверждения данных, полученных в ходе применения пяти основных критериев.
Определение «маргинальный» дается Мейером Иисусу, поскольку Его деятельность и учение выходили за рамки практически всех установлений:
К моменту Своей смерти Иисус сделал Себя несносным, опасным и вызывающим подозрение практически у всех: начиная с благочестивых фарисеев, заканчивая политизированной храмовой верхушкой и даже самим Пилатом. <…> Бедный выходец из сельской Галилеи, с вызывающим учением и определенными притязаниями, Он был маргинальным и в смысле Его опасной антисистемной позиции (being dangerously anti-establishment), и в смысле отсутствия реальной силы[518].
Мейер сознательно не дает четкого определения того, Кем считать исторического Иисуса:
Иисус скрывает Свою личность за неясными аллюзиями и метафорами. <…> Как будто Он сознательно хочет сделать из Себя загадку. <…> Кем бы ни был Иисус, Он был чрезвычайно сложной фигурой, которую невозможно вписать в устоявшиеся богословские или социологические рамки[519].
Если реконструкция Сандерса делает Иисуса слишком типичным иудеем, реконструкция Кроссана и «Семинара по Иисусу» – слишком нетипичным иудеем, то реконструкция Мейера находится в данном случае где-то посередине. И учение, и личность Иисуса следует понимать в контексте иудаизма Второго Храма с его эсхатологическими чаяниями, однако во многом провозвестие Иисуса уникально и не имеет аналогов в других источниках.
Наставником Иисуса был Иоанн Креститель, учение которого сводилось к проповеди грядущего Царства Божьего. В определенный момент, вероятно после казни Иоанна, Иисус Сам стал народным учителем. Однако, в отличие от Своего наставника, Иисус учил о Царстве и как о грядущей, и как о реализуемой в настоящем реальности. Вслед за Норманом Перрином и Маркусом Боргом Мейер считает, что Царство Божье – «это очень насыщенный символ, который вызывает не одну, но целое множество ассоциаций и аллюзий. Базовый смысл Царства: динамический процесс царствования Бога в сотворенном мире, над Его людьми, в истории»[520]. В отличие от участников «Семинара…», Мейер говорит, что проповедь Иисуса не была направлена на социально-политическое переустройство мира. Окончательное установление Царства Божьего произойдет в результате непосредственного действия Господа, а не в результате каких-либо человеческих усилий (как считает Кроссан). Мейер доказывает, что Иисус скорее акцентировал внимание на приходе Царства в будущем (хотя отчасти оно заметно уже в момент проповеди), а не на проблемах социального переустройства общества.