Поиск исторического Иисуса. От Реймаруса до наших дней

Начиная реконструкцию на основании речений, ученые чаще всего приходили к образу Иисуса-проповедника, а чтобы объяснить, почему этот проповедник подвергся самой жестокой казни, необоснованно фокусировали внимание на конфликте Иисуса и Его современников-иудеев. Акцент на этом конфликте возникал и по причине излишне жесткого применения критерия несводимости: именно нехарактерное для иудаизма учение Иисуса объявлялось наиболее достоверным, и на основании этого нехарактерного учения создавался образ исторического Иисуса. Также, отмечает Сандерс, многие предшествовавшие европейские исследователи, воспитанные в традиционном христианском духе, были склонны заведомо негативно воспринимать современный Иисусу иудаизм как «формалистичную», «лицемерную», «мелочную» и «извращенную» религию. В итоге

первые поколения исследователей иногда изображали Иисуса настолько уникальным, а иудаизм – стоящим настолько ниже Его, что современный читатель не может не удивляться, как могло случиться, что Иисус вырос на еврейской почве[319].

Чтобы избежать ошибок предшественников, Сандерс доверяет следующим методологическим ориентирам. Во-первых, реконструируемый образ исторического Иисуса должен быть конгруэнтен иудаизму Его времени. Однако этот образ должен быть соотнесен с тем фактом, что впоследствии христианство не осталось внутри иудаизма, но стало самостоятельным религиозным течением[320]. Сандерс пишет:

Прежде всего, хорошая гипотеза о целях Иисуса и Его отношениях с иудаизмом должна удовлетворять тесту Клаузнера: она должна правдоподобно помещать Иисуса в рамки иудаизма и при этом объяснять, почему инициированное Им движение в конце концов порвало с иудаизмом[321].

Во-вторых, следует отказаться от теории, согласно которой реконструкцию образа исторического Иисуса необходимо выстраивать на основании несводимого материала. Даже с учетом новейших открытий «наши знания об иудаизме первого столетия очень неполны, а об интересах Церкви между 70 и 100 г. н. э. совсем скудны»[322]. И даже если выявить корпус несводимых аутентичных речений, их интерпретация все равно будет затруднительна, поскольку для этого они должны быть помещены «в осмысленный контекст, и этот контекст не создается автоматическим суммированием речений, нетипичных (насколько мы можем судить) как для иудаизма, так и для христианской Церкви»[323].

В-третьих, следует отказаться от первичной значимости материала речений, сосредоточив внимание на «фактах» – информации о жизни и деяниях Иисуса, на основании которых Сандерс и выстраивает свою реконструкцию:

Настоящее исследование основано главным образом на свидетельствующих об Иисусе фактах и лишь во вторую очередь – на речениях[324].

Наконец, современная реконструкция должна объяснять, почему Иисус был казнен. С точки зрения Сандерса, ранее исследователи не уделяли должного внимания корректному объяснению этого действительно бесспорного факта жизни Иисуса. Возможно, смерть Иисуса вообще была чистой случайностью (например, римляне ненамеренно арестовали и казнили Иисуса ради профилактики вероятного мятежа в Иерусалиме), однако для исторической работы предпочтительно исходить из наличия связи между жизнью и проповедью Иисуса и Его трагической кончиной. Сандерс пишет:

Можно себе представить, что Иисус учил одному, был убит за что-то другое, и что ученики после Воскресения сделали из Его жизни нечто третье, что никакой причинной связи между Его жизнью, Его смертью и христианским движением не существует. Это возможно, но это неудовлетворительно с исторической точки зрения. Далее, я думаю – и это намного важнее априорных предположений, – что данные говорят о наличии причинной связи[325].