Поиски путей

— Вот забавно, — сказал Элсу рабыне. — Мы с ним дружили, это он убедил своё начальство позволить мне взглянуть на этот их праздник… и я его больше никогда не увижу. Даже не пришлось ничего сказать на прощанье… ну да это тоже неважно.

— Командир, — начала рабыня, но не успела больше ничего.

Высокий офицер из свиты О-Наю, простоявший рядом всё это время, как неподвижная и немая статуя, вдруг тряхнул Элсу за плечо:

— Львёнок, отдайте меч и следуйте за мной. Маршал торопится.

Элсу оглянулся и увидел крытую повозку, запряжённую парой обрезанных северных лошадей. Свита маршала стояла рядом, держа своих жеребцов под уздцы. Пограничник открыл дверцу повозки.

— Идите! — повторил офицер. — Уважаемый Господин Маршал слишком снисходителен. Вам позволили присутствовать на празднике — и теперь вы ждёте неизвестно чего… вас тащить волоком?

Элсу протянул рабыне руку — Кору на миг сжала её в ладонях и тут же отпустила. Её глаза блестели от слёз — и в этих слезах не было ровно ничего низкого. Элсу расстегнул пояс с мечом и сунул в руки офицеру:

— Хотел этого?! Хотел — так?! На, подавись.

Офицер взглянул гадливо:

— Отправляйтесь к повозке!

— Кору, я заберу тебя отсюда, — шепнул Элсу.

Рабыня обхватила себя руками и покачала головой:

— Я уже не Кору, командир…

— Ты — Ласточка, — через силу усмехнулся Элсу, и офицер, еле сдерживая раздражение, спросил:

— Вас вправду надо тащить?

Ординарец придержал О-Наю стремя. Пограничники открывали ворота. Элсу пошёл к повозке, как к адским вратам.

— Спаси тебя Творец, Командир! — крикнула Кору.

— Я заберу тебя отсюда, — прошептал Элсу, не надеясь, что она это услышит, понимая, что никогда этого не случится, осознав, что в какой-то давно промелькнувший миг жизни всё пошло не так — а теперь ничего не исправишь. Он подошёл к повозке и запрыгнул внутрь, где оказалась пара жёстких скамеек, а окошко было забрано тонкой решёткой. Следом за Элсу в повозку сел один из офицеров О-Наю; солдат на козлах свистнул лошадям.

Повозка тронула с места. Элсу забился в угол, поджав под себя ноги.

Всё было нестерпимо плохо — но Элсу решительно не мог себе представить, как изменить это положение вещей. Он просто не умел — и беспомощность становилась тупой болью внутри.

Запись № 135-06; Нги-Унг-Лян, Кши-На, Тай-Е, Дворец Государев

Южанам не нравится образ жизни северян — и свои апартаменты они переделали, насколько смогли.

Во-первых, они мёрзнут. В комнату, где живут послы, притащили три жаровни; натоплено так, что мне непривычно — в Кши-На любят этакую свежую прохладу. В покоях Государыни — градусов двенадцать-четырнадцать по Цельсию, у южан — все двадцать или больше, и угля они не жалеют.

Во-вторых, им не нравятся изысканные запахи северных благовоний — все курильницы они убрали. Запах дыма от жаровен южанам приятнее, а ещё пахнет овчиной, потом, железом, какой-то пряной травой… Короче, гости создали себе комфортную атмосферу.

В-третьих, Север любит отстранённость и уединение, а Югу неуютно, когда все поодиночке. Видимо, ещё и с тактической точки зрения нервно — а вдруг злыдни из Кши-На решат напасть, убить? За стеной и не услышишь! Поэтому все собрались в кучу: в одной спальне — две постели послов, около двери, в углу — войлочная подстилка для стражника или слуги, в другом углу расположился, поджав ноги, толстый «бесплотный» писец Когу и разбирает какие-то бумаги. Поклонился нижайше, а зыркнул остренько — на его туповатом плоском лице глаза вполне живые и внимательные. Вот интересно, есть ли у него в свите хоть минимальное право голоса? Никудышник, всё-таки…

Эткуру плюхается на постель. Видимо, есть ещё и в-четвёртых: постели в северном стиле жестковаты — все подушки, сколько их нашлось в апартаментах, стащили сюда, на эти две кровати. И Эткуру усаживается, облокачиваясь на дюжину подушек, как падишах.

Северяне на постелях спят, а не принимают гостей. Я собираюсь сесть на пол, — тем более что его застелили войлоком поверх циновки, — но Эткуру хватает меня за руку и тащит к себе.

— Садись сюда. Язычники не могут сделать нормальных подушек — пух лезет, когда на них садишься. Поэтому — сюда.

Да ну и ладно. Я сажусь рядом с ним. Он широко улыбается и толкает меня в плечо:

— Здешнее вино — отрава это, а не вино. Вино — у нас. В Чангране. Тут винные ягоды не растут. Тут ничего не растёт, так. Соня!

Я киваю, улыбаюсь в ответ. Входит Соня — человек-загадка. Мои друзья из Кши-На думают, что он — переодетая девица; у меня есть прямая возможность выяснить, что ж это за странное явление природы.

Пока Эткуру распоряжается насчет вина, я рассматриваю Соню.

На нём — странная одёжка: штаны в плиссированных складках, как юбка, широкий блестящий пояс и рубаха из шелковистой ткани — на тонкой фигурке мальчишки, подростка, хотя для ребёнка Соня слишком высокий. Но, похоже, не девушка: грудь совершенно плоская.