Снова думалось о той девчурке, которая где-то в летней полесской деревне показывала дорогу в другую, нужную нам деревню, и развеселила нас, растрогала необычным словом.
— Вам надо туда, за магазин, вы туда завирочивайте!..
Не только словом развеселила, растрогала...
Один из нас снял девочку там, где мы остановили ее,— возле оградки, за которой, над которой возвышалась пирамидка памятника, над еще одной могилой, уже не замученных гитлеровскими карателями стариков, женщин и таких, как эта девочка, а солдатской, даже символичной.
Лет девочке около десяти, а может, и немного больше. Босые ножки, очень старательно сжатые ступни, светло-пестрое коротковатое платьице, простенько милое, посерьезневшее перед объективом личико. Еще одни чистые, ясные глаза народного бессмертия.
Укор многому, что было раньше...
Тревога: а что же будет с такими, с теми, кто придет и им на смену?
Одно, кажется, я видел в тех глазах, а другое — ощутил.
Но и радость была у нас,— будто воды родниковой напились. Потому что встретили такое после новых и новых ужасающих рассказов в предыдущей деревне, сегодняшней, и во вчерашних, позавчерашних...
В нашей книге «Я из огненной деревни...», к которой мы тогда готовились, девочке этой места не нашлось. Даже для снимка с соответствующей подписью, о чем мы, когда ехали обратно, поговорили. Потому что снимок, как тут ни жалей, взял да... не очень удался.
И вот она стоит в моей памяти. Стоит возле серой низкой оградки, под примитивно «созданным» и огороженным памятником, стоит со своими быстрыми босыми ножками, с непобедимо и до боли грустно чистыми глазами, со своим необычным «завирочивайте», стоит, а я все никак — уже девятый год — не разберусь, не решу: тема это или только светлое, щемящее воспоминание?..
***
Романисту, видимо, легче спрятать свое «я», чем рассказчику. Во втором случае на «я», на личности автора, на его духовной сущности и держится произведение.
Это — если сравнивать «чистую беллетристику» и «лирическую прозу».
***
Разбита бездарная книга живого халтурщика. Основательно, доказательно, даже спокойно.
Друзья автора, да и он сам, еще глубже погруженный в невинную скорбь, меньше всего возражают по сути дела, но, отводя огонь, в основном возмущаются тоном.
Хвалить можно тоном любым.
***
Удачную вещь выгодно написать еще и потому, что тогда вы от некоторых своих друзей услышите, что, начиная с этой вещи, вы для них — настоящий писатель.
Хотя они и перед этим хвалили каждое ваше новое произведение. Так же горячо и... искренне.
***
Когда я, будучи подростком и юношей, втихую вынянчивал свои «стихи», а потом и «рассказы» и не мог подчас натешиться удачей,— что это было: уже творческая работа или еще игра? Или, может, и то и другое вместе?
Могло быть и так. Ведь работа у человека начинается с игры — с наивной игры в разумную работу. Это очень нужно и, прежде всего, естественно.
***
Прославленный физик:
— Своим студентам-первокурсиикам я говорю, что они дураки, если не считают меня круглым идиотом. Это требуется для движения вперед. А уже на четвертом, на пятом курсе они могут позволить себе и объективность. Беда, если они слишком долго будут чувствовать себя первокурсниками.
Такое подходит и для лириков.
***
Изучу столько, сколько надо, чтоб знать, куда я пришел, что мне делать и как уйти отсюда. И никогда не будет много и не будет большой печали, что я не узнал всего, потому что в познании — радость, и она бесконечна.
***
Как бы хотелось предвидеть, уже сегодня почувствовать те добрые слова, которые скажет обо мне настоящий друг, когда меня уже не будет!..
***
Я, товарищи, все же очень счастливый человек!..
Открыл окно, позвал сына обедать, закрыл окно, и вот — стекло полетело с пятого этажа вниз, на стайку веселых мальчишек... И никого не задело!
И я могу снова жить, видеть прекрасный мир, снова работать!..