Пойте, неупокоенные, пойте

Она выкапывала корни растения маленькой лопаткой, которую всегда брала с собой на прогулки, затем вытаскивала все растение за стебель, складывала его вдвое и клала его в сумку, которую носила через грудь. Она копалась в земле, пока не нашла еще одно растение и сказала: Это – марь. На самом деле, она не очень подходит для лечебных целей, но ее можно готовить и использовать как шпинат. В ней много витаминов, поэтому она полезна для здоровья. Твоему отцу нравится, когда я тушу ее с рисом, а еще он говорил, что его мама делала хлеб с молотыми семенами этого растения. Я сама, правда, никогда не пробовала. На обратном пути домой, набрав растений, мы играли с ней в викторину. С возрастом мне стало проще запоминать и быстро называть ей растения. Горечавка, – говорю я. Хорошо избавляет от глистов, если использовать в качестве приправы. Но запомнить все было трудно. Каждый день мама показывала мне растения, части которых были полезны конкретно женщинам, так как именно женщины чаще всего приходили к ней за помощью, нуждаясь в ее знаниях и навыках. Она говорила: Помни, из этих листьев можно сделать чай, который помогает от судорог. И еще может вызвать месячные. Я тогда отводила взгляд и закатывала глаза к соснам, желая сидеть сейчас перед телевизором, а не пробираться по лесу с Мамой, обсуждая менструацию. Но сейчас, когда я иду через поляну и прочесываю лес, ища молочай, жалею, что не слушала ее внимательнее. Хочется вспомнить что-то помимо того, что у него розово-фиолетовые цветы. И хотя молочай произрастает в дикой природе именно на таких участках, как этот, и цветет весной, я нигде не вижу его бело-жемчужных, слегка опущенных листьев. Когда Мама впервые осознала, что с ее организмом что-то серьезно не так, что он предал ее и завел рак, она начала сама лечиться травами. В те весенние дни я приходила домой поутру и находила ее постель пустой. Она была в лесу – собирала и тащила за собой охапки молодых побегов лаконоса. Каждый раз она говорила: Говорю тебе, это поможет. Я брала у нее часть ноши, обнимала ее за талию и помогала зайти по ступенькам в дом, где усаживала ее за стол на кухне. Голова все еще шла кругом после ночной гулянки, поэтому, пока я резала, чистила и варила, и делала для нее чайник за чайником, в моих жилах все еще резвилась, как нескладная песня, дурь. Но ничего не помогало. Ее тело разрушалось год за годом, пока она не слегла в постель с концами, и я забыла большую часть того, чему она меня научила. Я позволила ее мыслям утекать из меня, чтобы их место могла занять правда. Иногда мир не дает тебе что-то, что тебе нужно, сколько ни ищи. Иногда он это что-то прячет.

Будь мир правильным местом, правильным для жизни, местом, где такие люди, как Майкл, не оказывались бы в тюрьме, я бы смогла найти дикую землянику. Именно ее искала бы Мама, если бы не смогла найти молочай. Я бы могла сварить ее листья у адвоката Майкла, где мы собирались остановиться перед тем, как забрать Майкла утром. Добавить немного сахара, немного пищевого красителя, как делала Мама, когда у меня было расстройство желудка в детстве, и сказать Микаэле, что это сок.

Но мир несправедлив. У обочины дороги нет диких земляничников. Здесь недостаточно болотисто. Но все же этот мир может дарить немного удачи маленьким людям, иногда проявлять капельку жалости, потому что, пройдя часть обочины вне поля зрения заправочной станции, оставив Мисти, машущую рукой из окна и кричащую: Давай уже, черт возьми, сколько можно, я нахожу дикую ежевику. Мама всегда говорила мне, что ее можно использовать при расстройстве желудка, но только взрослым. Но если нет ничего другого, добавляла она, то можно сварить из нее чай и дать его детям. Немного, говорила она. Из листьев. Или из лозы? Или из корней? Так жарко, что я не могу вспомнить. Мне недостает прохлады поздней весны.