На следующий день мы завтракали с Альбертом Гором. Происходило это в Военно-морской обсерватории США, где находится официальная резиденция вице-президента. После обеда встреча возобновилась в рамках межправительственной комиссии и уже на российской территории – в «Блэр-хаусе», резиденции для почетных гостей, где я остановился. Ну а потом отправился в Белый дом, там мы встречались с Биллом Клинтоном. Переговоры были на удивление успешными. Удалось договориться обо всем из того, что планировалось. Мы получили кредиты Эксимбанка США для российской авиапромышленности, обещание снять ряд пошлин на наши товары, и, наконец, нам гарантировали кредиты МВФ на сумму 4,5 миллиарда долларов и кредиты Международного банка реконструкции и развития (МБРР) – около 1 миллиарда долларов до конца года. Плюс серьезно обсудили такую острую проблему, как международное сотрудничество с Ираном и Югославией. Все прошло настолько хорошо, что даже язвительная американская пресса была предельно доброжелательной, хотя я, наверное, допускал какие-то промахи с точки зрения дипломатического протокола. В этом смысле особого опыта у меня не было. Несмотря на это, в Америке я писал себе тезисы сам. То, что мне готовили спичрайтеры, мне совершенно не нравилось – какая-то унылая казенщина. Фактуру мне, конечно, подбрасывали специалисты. По финансам, к примеру, Лившиц. Но это был не собственно текст, а факты и цифры. Много позже я прочитал в воспоминаниях госсекретаря США Строуба Тэлботта, что Клинтон в кулуарах сказал: «Я очень надеюсь, что Ельцин этого парня оставит. Он хорош… Ну и не может же старина Борис менять правительство каждые 20 минут».
В Москву я возвращался в прекрасном, приподнятом настроении, несмотря на один неприятный разговор с Тэлботтом. Он встречал меня у трапа. По дороге из аэропорта я сел не в посольскую, а в его машину, Тэлботт – рядом со мной: «Мы знаем, что вам готовят замену. Может, нужна какая-то поддержка?» Я говорю: «Да какие проблемы? Это наши внутренние дела». Конечно, это было малоприятно, но размышлять тогда об этом было некогда, голова была занята переговорами.
Вернулся в Москву и через несколько дней по иранским делам встречался с премьер-министром Израиля Эхудом Бараком. Мы весь день вели переговоры, а потом он говорит: «Может, пойдем прогуляемся?» Я его сразу понял: у него есть какая-то инсайдерская информация. Вышли в коридорчик, и он мне сказал: «По нашей информации, вас скоро заменят Путиным». Говорю: «Я тоже слышал. Спасибо!»
Отставка для меня не была неожиданностью. Но должен сказать, что, несмотря на бесконечные слухи о моем шатком положении, я работал так, как считал нужным, не бил себя по рукам, чтобы кому-то понравиться. Я же не мальчик, понимал, что многие мои шаги вызовут раздражение в окружении президента. Понимал и то, что любая информация может быть при желании преподнесена ему так, чтобы подставить меня. Если бы я во все это вникал, то не работал бы, а интриговал. Но это не мое. Не люблю, да и не умею. Знаю, что было несколько историй, которые отразились на отношении ко мне президента.
В то время Волошин продвигал идею акционирования «Газпрома», мотивируя это тем, что структура собственности в компании – устаревшая. Для того чтобы реализовать этот план, ему надо было попасть в совет директоров, а я его не пропустил. Не из-за личных отношений, а потому, что был категорически против приватизации госпакета «Газпрома».
Еще один сюжет, который против меня использовали, – мои отношения с Юрием Лужковым. Его Ельцин на дух не переносил. А у меня была с ним такая история. Позвонил мне как-то Лужков и попросил срочно встретиться. Приехали вместе со своим заместителем Владимиром Ресиным поздно вечером. Разговаривали в моем рабочем кабинете, который, конечно, прослушивался. Я в этом не сомневался, хотя для приличия попросил установить какую-нибудь специальную аппаратуру, блокирующую прослушку. Принесли чемоданчик, поставили под столом. Потом я выяснил, что этот чемоданчик только улучшил качество записи.
Не знаю, в какой момент, но знаю, что стараниями Коржакова прослушка служебных кабинетов и телефонов стала обычным делом, как во времена КГБ. В те годы, когда я возглавлял ФСБ, такого близко не было. Любая прослушка – только по решению суда. А когда я работал начальником департамента в правительстве, уже существовал специальный отдел в структуре Федеральной службы охраны, руководил им человек Коржакова. Уже на службе в МВД я как-то запросил распечатку переговоров чеченских лидеров. Нет вопросов – принесли. Читаю. Стенограмма телефонных переговоров Степашина и Масхадова, Степашина и Завгаева, Степашина и Удугова…