Пойти в политику и вернуться

В полночь началось заседание Верховного Совета, который тут же принял постановление «О прекращении исполнения обязанностей президента Б. Н. Ельциным». Против голосовали шестеро, в их числе я. Параллельно с этим Конституционный суд принял решение о неконституционности указа 1400. Роль Зорькина в октябрьских событиях оценивают по-разному. Но мне кажется, что он искренне старался быть верным букве закона. Он относился к Хасбулатову трезво, знал, чего тот стоит. Но как юрист, считал, что указ действительно неконституционный. С этой позицией было трудно спорить. Думаю, что это понимал и Ельцин, поэтому не пытался затоптать Зорькина. Когда его в разгар событий лишили государственной дачи, якобы обнаружив там синегнойную палочку, я был уверен, что Ельцин не имеет к этому отношения. Думаю, это челядь, которая хотела услужить, она всегда крутится возле начальника и старается уловить его настроения. Ельцин бы не стал до этого опускаться.

Уже вечером 21 сентября охране начали выдавать автоматы и бронежилеты. Оружия в подвалах Белого дома всегда хватало, а осенью 93-го его еще и прибавилось: сюда съезжались вооруженные «партизаны» из Приднестровья, Абхазии, других горячих точек. Я наблюдал, как их становилось в коридорах все больше и больше. Бродили заросшие, со стойким запахом перегара, с такими «одухотворенными» лицами.

Я сразу понимал, что мне в этой компании делать нечего, но решил выступить перед депутатами – сессия к тому моменту плавно переросла во внеочередной съезд. Слово мне, как ни странно, дали, хотя моя позиция ни для кого не была секретом. Сказал, что намерен уйти из Белого дома, что считаю «товарища Хасбулатова» виновным в сложившейся ситуации. И подчеркнул, что втравливать силовые структуры в эту историю – противозаконно и очень опасно. Обратился к генералам и офицерам: «Подумайте, что вы делаете». Мои слова были услышаны, к сожалению, не всеми. Среди депутатов оказалась группа генералов и офицеров еще Советской армии, которые к Ельцину относились крайне негативно. Практически все они поддержали Хасбулатова. В их числе и такие сильные фигуры, как Владислав Ачалов – его Руцкой в тот же день назначил своим министром обороны. Министром безопасности у него стал Виктор Баранников. Министром внутренних дел – Андрей Дунаев. Я заявил, что не могу в этой ситуации оставаться председателем комитета по обороне и безопасности. 2–3 человека что-то выкрикнули в мой адрес, остальные молчали, все-таки мы много месяцев работали вместе. Тут же Иван Рыбкин, который был тогда еще пламенным коммунистом, предложил лишить меня депутатского мандата. Никто не возразил.

Я пошел собирать документы, которые не мог оставить в рабочем кабинете, понимая, к чему идет дело. Набил два портфеля, это были в основном документы «особой важности». Пока возился с бумагами, вдруг включилась АТС-1. Думаю: ни фига себе, имело бы смысл связь отключить… Звонил Михаил Барсуков, он тогда был комендантом Кремля и одновременно возглавлял Главное управление охраны РФ: «Ты что там болтаешься?» – «Я не болтаюсь, мне надо своих людей вывести и забрать документы». – «Борис Николаевич просил тебе передать, что ты – первый заместитель министра безопасности, иди на Лубянку».

Собрал свой комитет и сказал: «Я получил новое назначение и ухожу. Давайте, кто со мной, тот со мной». Меня поддержали практически все. В Белом доме остались трое – один адмирал, один генерал-лейтенант и капитан первого ранга Евгений Алаев, которого Руцкой назначил главой таможенного комитета. Потом мне пришлось заниматься их судьбой, Алаева – даже вызволять из тюрьмы. Ничего страшного они не сделали, но под каток попали.

А тогда, 24 сентября, я ушел из Белого дома. Какие-то вещи пришлось оставить в сейфе, его потом, кстати, разворовали… С двумя портфелями по Новому Арбату и Охотному Ряду пешком добрался до Лубянки. И провел там все эти дни, пока шло вооруженное противостояние, там же и ночевал. Меня опять разместили в кабинете Агеева, где я работал, когда возглавлял Комиссию по расследованию КГБ. И те же самые барышни, совсем уже не понимающие, что происходит вокруг, приносили мне чай. И очень мне сочувствовали, понимая, что человек несколько дней не может добраться до дома и сменить рубашку. Честно говоря, было перед ними неловко, а куда деваться…

* * *