Пойти в политику и вернуться

Голушко очень достойный человек – порядочный, профессиональный и совестливый. Мы до сих пор сохранили с ним товарищеские отношения. Когда Дума в феврале 1994-го объявила амнистию «героям» августа 91-го и октября 93-го, он попал в сложную ситуацию. Всех их содержали в нашем СИЗО «Лефортово». Дело было в субботу – формально выходной день. Голушко знал, что Ельцин против амнистии. Он позвонил мне, мы оба были на работе: «Что будем делать?» Я говорю: «Николай Михайлович, сегодня суббота, поедем на дачу, посидим до понедельника, а там видно будет». – «Я так не могу». И распорядился выпустить всех на свободу. Кстати, я считал и считаю, что амнистия была очень разумным шагом: нечего было из этой компании делать мучеников. Но у Ельцина была другая позиция, он был поступком Голушко буквально взбешен. Я как раз был у него в кабинете, когда он звонил Николаю Михайловичу. Голос дрожал от ярости: «Вы не выполнили приказ». Голушко пытался объясниться: «Я действовал по закону». Но Ельцин слушать не стал – бросил трубку. Голушко тут же подал рапорт об отставке, а Ельцин подписал соответствующий указ. Меня назначили исполняющим обязанности, а в мой день рождения 2 марта 1994 года был подписан указ о моем назначении директором ФСК. Насколько я знаю, Ельцин сомневался, но мою кандидатуру очень поддерживал Сергей Филатов. Он и убедил Ельцина. Мне президент даже не позвонил. Об указе я узнал от Илюшина: «Ты директор. Приезжай в Кремль». Как раз Ельцин проводил заседание Совета безопасности, и меня представили как директора ФСК. И еще месяца два-три у нас с президентом были отношения с прохладцей. Предполагаю, там были люди, которые ему подкидывали вопросы, нужен ли нам такой человек, как Степашин, нужна ли эта служба вообще… Примерно до апреля 1994 года у нас была очень неопределенная ситуация. Спасибо Батурину и Илюшину, с их помощью мы подготовили коллегию ФСК, куда пригласили Ельцина. Я выступил, и Борис Николаевич неожиданно отреагировал очень тепло: «Я вижу, как меняется служба под руководством Сергея Вадимовича. Это было очень удачное назначение. Я рассчитываю на вас». Потом мы в перерыве зашли в заднюю комнатку, посидели, выпили по рюмке, поговорили, и после этого у нас снова восстановились нормальные отношения. Мы встречались очень часто, еще чаще – перезванивались.

Я, конечно, мог бы опустить эти детали, но выпить по рюмке в рабочее время было довольно обычным делом. Не более чем традиция. Тогда, кстати, на Лубянке после пары стопок Ельцин сказал: «Хватит, у вас коллегия, Сергей Вадимович, мы тоже поедем работать». Коржаков начал еще наливать, но Ельцин его резко остановил. При всех разговорах о слабости Ельцина к алкоголю, я ни разу не видел его пьяным, хотя сидел с ним за столом многократно. В том числе в Президентском клубе, который он организовал. В клуб приглашали не по должности, это был личный выбор Ельцина. Ну, конечно, кто-то и втирался – вроде Березовского. Но в основном членами клуба были те, кому Ельцин доверял, – Коржаков, Барсуков, Сосковец, Немцов, Грачёв, два или три директора крупных предприятий, которых он знал по работе. Человек пятнадцать, не больше. Собирались неформально по вечерам раз в неделю, иногда раз в две недели в особняке на улице Косыгина. Ужинали. Ельцин был всегда в форме, правда, выпив, любил петь. Пел очень хорошо. Ту же «Рябинушку».

* * *

Опыт работы в питерском управлении КГБ мне, конечно, пригодился. Круг проблем, с которым пришлось столкнуться, в целом был мне знаком. В стране полным ходом шла приватизация, и мне пришлось заниматься теми предприятиями оборонки, которые попали в сложное положение.

Среди них – северодвинская «Звездочка», которая производила атомные подводные лодки. Ситуация была сложнейшая. Предприятие остановлено, готовится банкротство, долги по зарплатам огромные. И все это на фоне слухов о скорой приватизации. Люди – на грани срыва. Я полетел в Северодвинск по поручению Ельцина. Встретился с начальниками, потом собрал коллектив. Спасибо моим подчиненным, они хорошо подготовили эту поездку, у меня сложилось полное понимание ситуации. Несмотря на это, разговор с людьми получился очень трудным – думал, они меня убьют. Такой накат пошел, чего я только не услышал… В конце совещания набрался наглости и говорю: «Я только что звонил Ельцину. Борис Николаевич принял решение – никакой приватизации». Все, конечно, полное вранье. Но – овации! Сейчас бы ни за что на такое не решился. Приезжаю – уже доложили Ельцину. Он с порога: «Что вы там себе позволили?» Говорю: «Борис Николаевич, надо было вытаскивать ситуацию». Разложил ему все по полочкам. Он подумал-подумал и согласился: «Очень правильно решили».