Пойти в политику и вернуться

В общем, в отставку Ельцин меня тогда не отправил. Отношения были рабочими, правда, иногда до меня долетали слухи, что он все еще подумывает, чтобы заменить меня на посту директора ФСК. Но это были слухи… Мне удалось убедить его, что необходимо укрепить ФСК, восстановив в ней спецподразделения. Плюс надо было вернуть службе следствие и следственный изолятор «Лефортово», чтобы наши подследственные не пересекались с остальными. Тогда, должен сказать, мы не хватали всех подряд, обвиняя в шпионаже, но люди, действительно работавшие на иностранные разведки, были, и их надо было содержать в особых условиях – не с ворами и грабителями. Мы подготовили законопроект, внесли в Думу. Сам пошел на обсуждение, пешком, от Лубянки, чтобы представить проект депутатам. Перед заседанием ко мне зашли Егор Гайдар, Борис Немцов и Григорий Явлинский. Говорят: «Серёга, мы тебя уважаем, но шансов нет». Я в ответ: «Все равно попробую, иначе нам с терроризмом не справиться». Начались выступления: все против. Берет слово Жириновский: «А вы, Степашин, вообще агент ЦРУ и «Моссада». Отлично, говорю, теперь встретимся в суде. И в зале – аплодисменты. Спасибо Владимиру Вольфовичу, закон был принят. Весной 1995 года в соответствии с новым законом Федеральная служба контрразведки была переименована в Федеральную службу безопасности – ФСБ. А я стал ее первым директором.

К марту встал вопрос о восстановлении Грозного, хотя он, конечно, не был так разрушен, как во время второй чеченской войны. В 1999 году город просто смели. Он выглядел, как Сталинград. А в 95-м ситуация была другой. Довольно быстро появились приметы мирной жизни, заработали магазины, рынки, кафе, даже рестораны – тогда еще в Грозном выпивали. Но город после боев производил тем не менее тяжелое впечатление. Восстановление экономики было поручено первому заместителю премьер-министра Олегу Сосковцу. Мы с ним несколько раз выезжали в Грозный, чтобы оценить ситуацию. Потом он докладывал обстановку на заседании правительства. Начал ставить задачи – министры завыли, нет средств, нет людей, невозможно… Тогда он поступил просто. Собрал всех ключевых министров, привез их в Грозный и сказал: «Будете жить здесь, в вагончиках, пока не согласуете постановление о начале восстановительных работ и пока не пойдут деньги». Сработало. К маю главное предприятие города, нефтеперерабатывающий завод, было восстановлено.

Ельцин по-прежнему считал, что дела идут слишком медленно. В какой-то момент он, честно говоря, буквально достал меня своей критикой. Сначала он мне говорил: «Что вы здесь сидите, надо находиться в Чечне». Потом наоборот: «Зачем вы все время туда летаете? Надо сидеть и думать. Думайте!» В общем я понимал, что президент мной недоволен, но не очень понимал из-за чего. И 2 мая опять рванул в Грозный, чтобы своими глазами увидеть, что там происходит. Пришел на городской вокзал, его только что восстановили: «Электрички ходят?» – «Ходят». – «Куда?» – «В Гудермес». Отлично, значит, поехали в Гудермес. Со мной – трое альфовцев и два моих сотрудника. Ну и Алу Алханов, который тогда возглавлял чеченскую милицию. Мне доложили, что в Гудермесе все спокойно. Потом выяснилось, что до спокойствия далеко, там еще Салман Радуев со своей бандой сидел. Выходим на платформу. Стоит какой-то народ. Я по гражданке, в белом плаще, при галстуке. Слышу – переговариваются: «Степашин, Степашин…» Встретил какой-то местный чиновник. Я решил собрать народ в клубе, пообщаться. Набился полный зал. Вижу, в первых рядах нормальные люди, а за ними – похоже, бандиты. Тут женщина поднимается: «У нас крышу разрушило снарядом. Что делать?» Местные говорят: у нас денег нет. Отвечаю: «Сейчас выйду, позвоню, все выясню». Надо как-то выкручиваться. Предлагаю своим: «Давайте так, у кого сколько есть – скидываемся». Сам вывернул карманы, набрали приличную сумму. Возвращаюсь: «Решили вопрос. Я созвонился с Москвой, вот деньги – передаю на ремонт дома». Люди поверили, разговор завязался, а боевики как-то незаметно рассосались. Радуев сам потом вспоминал, как мы без боя взяли Гудермес. Любопытные, конечно, были истории.

И думаю, что тогда, к весне 95-го, опять появился реальный шанс закончить войну. Но захват заложников в Будённовске все изменил.

ТАК ИЛИ ИНАЧЕ?

Столько лет прошло – а я до сих пор думаю о том, можно ли было в тех условиях избежать кровопролития или нет. Тогда, в конце 94-го, я не сомневался в том, что все мирные возможности исчерпаны. Неудавшийся штурм стал детонатором силового решения. Вопрос стоял только в одной плоскости, какими силами проводить операцию и готова ли к этому армия.