Набирал тех, кого хорошо знал лично. Мои заместители были первоклассными юристами, почти со всеми я был знаком еще по работе в Верховном Совете. Предложил, например, перейти ко мне заместителю председателя Госкомитета по антимонопольной политике Павлу Крашенинникову. Он стал моим первым замом, а после моего ухода занял пост министра. Павел согласился на переход не сразу. У него были хорошие шансы возглавить антимонопольное ведомство. Но мне был нужен его опыт – он работал в Минюсте при Юрии Калмыкове и хорошо знал кухню. В том, что он не только отличный профессионал, но и порядочный человек, я мог не раз убедиться, пересекаясь с ним в Верховном Совете. Но пришлось поуговаривать. Сломался он, кажется, когда я дал почитать мою записку с планом реформ. Но окончательного «да» не сказал, уехал в отпуск на Валдай. Через пару дней я ему позвонил, спросил, как отдыхается, и сказал, что через три дня жду его на работе. Он уже не сопротивлялся. Я не ошибся, мы оказались единомышленниками, а это не так часто встречается в высоких кабинетах.
Перетащил из ГУВД Москвы и еще одного коллегу по Верховному Совету – Бориса Кондрашова, он возглавил Службу судебных приставов. Геннадий Батанов перешел в министерство из Счетной палаты. Эдуард Ренов – из Росконтракта. Так сложилась команда моих заместителей, на которых я мог опираться.
Все сразу включались в работу, и концепция реформирования министерства сложилась буквально за один-два месяца. Работали не глядя на часы, часто по выходным. Никто не возражал. Мы с Батуриным и Красновым сошлись на том, что за образец надо брать американскую модель, которая предполагает чрезвычайно серьезный политический вес Министерства юстиции. Исходя из этой концепции, готовили закон о передаче надзорных функций над законодательством от прокуратуры Минюсту. Ельцин тогда, конечно, был сильно удивлен размаху наших предложений, но ему это понравилось.
Так получилось, что в должности министра юстиции я проработал всего 9 месяцев, но за это время удалось сделать многое. И речь идет об очень серьезных реформах. Конечно, некоторые из перемен требовали корректировки законов. Но мы решили оперативно реформировать то, что регламентировалось указами президента, постановлениями правительства, другими нормативными документами, которые не требовали долгих многоступенчатых согласований. Сегодня это трудно представить – как можно было все реализовать в такие короткие сроки. Можно. Тогда система власти еще не утонула в бюрократии. Все было проще. И Ельцин, и Черномырдин поддержали наши реформы. Правда, сначала мне казалось, что оба не очень понимали, зачем этот Минюст в принципе нужен, но, когда я объяснил суть наших предложений, Виктор Степанович сказал: «Давай, Серёга, поддержу».
Так, мы создали очень сильную экспертизу законопроектов – теперь они поступали в Государственную думу только после нашей оценки. В какой-то момент начальник правового управления президентской администрации Руслан Орехов даже напрягся от того, что мы залезли в законотворчество. Но надо сказать, быстро понял, что мы действуем аккуратно и профессионально. Довольно быстро удалось создать Службу судебных приставов – ее раньше в принципе не было. Взяли на себя регистрацию недвижимости. Перевели под контроль Министерства юстиции Государственное управление исполнения наказаний – ГУИН.
Это вообще была революция. Несмотря на то что по всем мировым стандартам и в соответствии с конвенцией, которую мы подписали, ГУИН не мог находиться в системе Министерства внутренних дел, у этой реформы была масса высокопоставленных противников. И первый среди них – вице-премьер по силовым структурам министр внутренних дел Анатолий Куликов.
Он считал, что я совершаю непростительную ошибку, даже глупость. «Ты же систему разрушаешь, бунты начнутся. А сколько денег тебе потребуется, представляешь?» – говорил он мне. Никаких больших бюджетов на реформу не понадобилось. Зато мы смогли обеспечить независимый контроль за работой ГУИН. Кроме того, МВД, как правило, серьезно подрезало бюджет ГУИНа. Это тоже было недопустимо, не хватало нам еще голодных заключенных. И надеялись сделать работу системы более гуманной – у меня не было иллюзий относительно ситуации, которая там сложилась. Решение о переподчинении ГУИН пришлось пробивать долго. Меня пугали сопротивлением снизу, массовыми увольнениями, развалом работы. Заканчивал я эту реформу уже «по другую сторону баррикад». Передавал ГУИН в структуру Министерства юстиции, когда сам стал министром МВД. Все прошло абсолютно гладко. Уволились единицы. Система быстро заработала и работает до сих пор.
Мы добились изменения статуса министерства – теперь мы были ведомством «со звездочкой». Звездочка означала: Минюст подчиняется президенту. В нашем случае была ситуация двойного подчинения – и Черномырдину, и Ельцину.