Пока бьётся сердце

Мой голос наконец пробивается сквозь туман мести, окутавший сознание Дина, и его кулак замирает в воздухе. Грудь вздымается от тяжелых вдохов, его тело дрожит от дикой ярости. У Дина округляются глаза, когда он видит кровавую сцену – ужасающий, уродливый хаос, устроенный его собственными, голыми руками. Отнятая жизнь.

Финальная сцена.

Дин отшатывается, когда осознает произошедшее, отползает от залитого кровью тела и поднимается на нетвердых ногах.

– Черт… О господи… – Он вытягивает руки перед собой, глядя на кровавую бойню, его сбивчивое дыхание учащается.

Я хочу подбежать к нему, как-то утешить его, но я по-прежнему прикована к этой чертовой трубе. Я дергаю за свои наручники.

– Дин, пожалуйста, вытащи меня отсюда. Я хочу вернуться домой.

Он вскидывает голову, и выражение недоверчивого ужаса на его лице навсегда запечатлевается в моей памяти. Дин снова смотрит на свои руки, затем начинает вытирать их о джинсы.

– Да, хорошо. Черт… Ладно… – Он не в себе, кружит по подвалу, дергая себя за волосы.

– Дин. – Его имя срывается с моих губ, и я подпрыгиваю от нетерпения, отчаянно желая свободы. – Пожалуйста!

Он сглатывает, рассеянно глядя на меня, и кивает.

– Прости… да, ладно… – Дин начинает действовать, откладывая ужасную правду на потом, пока мы не выберемся отсюда.

Он останавливается и оглядывает тело Эрла. Я думаю, что он собирается обыскать его в поисках ключа от наручников.

Вместо этого Дин бросается обратно к своей трубе и опускается на колени, шаря руками по цементному полу в поисках обломка от ремня. Находит его, затем, пошатываясь, подходит ко мне, взгляд дикий, вся кожа в крови.

– Это может занять несколько минут.

Я киваю, закрывая глаза, чтобы не видеть лежащее передо мной изуродованное тело. Я чувствую на волосах дыхание Дина, его руки дрожат, пока он пытается расковать меня.

Получается не сразу. Десять, может быть, пятнадцать минут. Но когда наручники наконец соскальзывают с запястий и со звоном падают на цементный пол, я с возгласом облегчения высвобождаю руки. Слышу, как с тихим лязгом падает обломок, и Дин ударяется лбом о трубу рядом со мной. Ему требуется минута, чтобы собраться с мыслями. Я поворачиваюсь к нему и вижу, как он закрывает глаза, пытаясь успокоиться с помощью дыхания. Липкими руками он цепляется за трубу – тот самый кусок металла, который удерживал меня в плену в этой адской дыре почти три недели.

Я протягиваю дрожащую руку и кладу ему на плечо, осторожно подходя почти вплотную. Дин стискивает зубы и чуть поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня. Я глажу его по спине, почти так же, как он делал в ветеринарной больнице в тот печальный день с Вьюгой. Наши взгляды встречаются, и я пытаюсь утихомирить демонов, явно сеющих хаос в его разуме.

А затем Дин рывком притягивает меня к себе, прижимает к своей груди и крепко стискивает в объятиях.

Я тоже обвиваю руками его талию и утыкаюсь лицом в его бешено колотящееся сердце. Я чувствую запах крови, страха, ужаса и победы. Чувствую, как он дрожит в моих объятиях, его тело расслабляется от мощного выброса адреналина. Дин обнимает меня все крепче и крепче, и мне даже плевать, как протестующе ноют ребра – ему все мало.

Наши эмоции начинают утихать, и мы медленно отстраняемся друг от друга. На пронзительное мгновение наши взгляды сталкиваются, а затем он молча берет меня за руку и тянет к лестнице.

Когда мы пробегаем мимо тела Эрла или того, что от него осталось, я не удостаиваю его даже взгляда. Он не стоит ни секунды моей жизни.

Мы победили.

На кухне Дин принимается оттирать руки жесткой щеткой, смывая в раковину напоминания об Эрле. Безжалостно, остервенело, моет и чистит до тех пор, пока кожа не краснеет и не начинает саднить. Я наблюдаю, как окрашивается в красный цвет вода, а взгляд Дина остро сфокусирован на своей задаче. Даже когда вся кровь исчезает в канализации, он продолжает скрести.

Шкряб. Шкряб. Шкряб.

– Дин, – ласково окликаю я, подходя к нему сзади в попытке отвлечь его.

Он меня не слышит.

Шкряб. Шкряб. Шкряб.

– Уже все чисто, Дин.

Он продолжает скрести. Дин пытается очистить не только свою кожу.

На тыльной стороне ладоней проступают капельки пота, и я наконец кладу руку ему на плечо.

– Дин, прекрати. Ты себя ранишь.

Он приостанавливается, поворачивается и переводит взгляд с меня на окровавленную кожу. Затем сглатывает.

– Прости, я просто… – Дин замолкает, но ему не нужно заканчивать предложение.

Мы оба точно знаем, что он делает.

Я подпрыгиваю на месте, когда вдалеке раздаются полицейские сирены, и, не теряя время, бегу к задней двери из кухни.

– Кора, подожди. Они зайдут в дом и заберут нас, – говорит Дин, пытаясь не дать мне выскочить в минусовую температуру в одной окровавленной футболке.

Но я не могу сейчас прислушиваться к логике или доводам разума. Безопасность находится примерно в четырехстах ярдах от меня, и я в отчаянии, потеряла голову, жажду ощутить что-то человечное. Я не могу дождаться.

Я устала ждать.