Пока бьётся сердце

– Извини, милая, но твоя сестра несколько часов назад написала мне и сказала, что передумала.

Их разговор внезапно звучит для меня глуше, когда мой взгляд через весь коридор останавливается на Коре. Меня накрывает воспоминаниями, вызывающими тревогу и легкую панику, но внезапно сердце пронзает глубокое утешение. Она – это олицетворение жизни, света и выживания. Ее золотисто-светлые волосы, снова блестящие и здоровые, свободно ниспадают на худые плечи.

Она всегда была миниатюрной, но теперь ее тело выглядит еще более хрупким и изящным в темно-фиолетовом платье, которое, вероятно, пять недель назад сидело на ней лучше. Низкий вырез обнажает острые ключицы и остатки нескольких побледневших синяков.

Кора перекидывает волосы через плечо, и мой взгляд скользит по ее обнаженной шее. Той самой шее, которую я осыпал печальными поцелуями и пропитал своими слезами стыда.

Я стискиваю зубы. Сердце гулко колотится о ребра, а ладони потеют, поэтому я вытираю их о свои синие джинсы. Я не знаю, что делать, поэтому приветствую ее коротким кивком и оставляю при себе все, что не могу произнести вслух.

Но я не пропускаю вспышку обиды и разочарования в ее глазах, прежде чем она разворачивается и уходит на кухню.

Я вздрагиваю, когда Мэнди начинает теребить рукав моего зимнего пальто, вырывая меня из хаоса мыслей.

– Снимай пальто. Останься ненадолго, – она улыбается мне, затем следует за родителями в гостиную, болтая о своей смене в парикмахерской, как будто сегодня в Нормалвилле очередной обычный день.

Я же словно прирос к коврику с приветствующим гостей снеговиком. Мой взгляд прикован к Коре, которая повернулась ко мне спиной и склонилась над кухонной столешницей. Ее голова опущена, плечи напряжены. Она вцепилась в край столешницы, волосы волнами ниспадают по бокам лица.

Я хочу подбежать к ней. Хочу обнять ее и прошептать на ушко, что все будет хорошо. Мы выжили. Все кончено.

Но я этого не делаю.

Я могу лгать Мэнди и ее родителям, и моим друзьям, и моему боссу, и моему психотерапевту… но ей я лгать не в силах.

Мы все сидим за праздничным обеденным столом, и на мгновение все кажется таким же, как раньше. Легко притворяться, когда сидишь посреди уютной комнаты с кружевными занавесками на окнах, множеством светильников и рождественских украшений. Легко притворяться в кругу семьи, с которой провел последние пятнадцать лет, пока они обсуждают политику и модные сериалы Нетфликс, как будто ничего не случилось.

Но иллюзия развеивается, когда мой взгляд устремляется на Кору, сидящую напротив меня и вилкой разминающую свой мясной рулет в нечто неопознаваемое. Отблеск свечей еще сильнее выделяет темные круги у нее под глазами. Я вдавливаю свой собственный мясной рулет в картофельное пюре и понимаю, что веду себя точно так же. Тянусь под стол и отдаю свою порцию Вьюге, чтобы все подумали, будто я действительно все съел. Ведь рулет, вероятно, очень вкусный.

– … насчет беременности.

Голос Мэнди прорывается сквозь мое затуманенное сознание, и я поворачиваюсь в ее сторону. Беременность? За столом воцаряется тишина, и я чувствую себя крайне неуютно.

– Что? – Я перевожу взгляд с одного лица на другое, но все утыкаются в свои тарелки, как будто разгадывают там интереснейший кроссворд. Снова возвращаю взгляд на Кору, но она в свою тарелку не смотрит. Ее глаза широко раскрыты и обвиняюще смотрят на вдруг смутившуюся Мэнди.

Мэнди закусывает губу, перекидывая волосы через одно плечо. – Простите. Я… я не хотела говорить, просто вырвалось.

Мы говорили о новорожденном ребенке нашей двоюродной сестры, и я сразу вспомнила… ну, вы поняли. Короче я сначала ляпнула, а потом подумала.

Я моргаю. Кора со звоном бросает вилку на тарелку и складывает руки на коленях, отказываясь встречаться со мной взглядом. Не думаю, что она вообще смотрела в мою сторону с тех пор, как мы сегодня встретились. Я провожу языком по небу, складывая дважды два, и внутренности закручиваются в тугой узел.

– Кора, ты беременна?

Она наконец обращает на меня внимание, встревоженная звуком моего голоса, впервые за несколько недель обращающегося к ней. Я смотрю, как ее затравленный взгляд наполняется горем, смущением, печалью и множеством других эмоций. Но зрительный контакт длится недолго. Ресницы вздрагивают, и она опускает голову.

– Была, – тихо отзывается Кора, так тихо, что я почти ее не слышу. Затем она снова переводит взгляд на Мэнди. – Я не хотела об этом говорить. Не хотела говорить ни о чем из этого!

Кора отодвигается от стола и встает, почесывая запястье, а затем бросается из столовой на лестницу.

Я следую за ней, не заботясь о том, что это выглядит странно или неуместно – мои инстинкты подсказывают мне следовать за ней.

Спиной чувствую пристальные взгляды. Все пытаются понять, почему я мчусь по лестнице за сестрой Мэнди, но они должны знать.

Они должны понимать, что теперь мы другие.