Пока дышу...

— Вам можно, конечно, — сказала Розалия Семеновна и добавила доверительно, чуть понизив голос: — Только что был большой разговор. Цветков. Минздрав. Москва! Ах, вы и сами все знаете, конечно.

У Кулагина чуть перехватило дыхание. Давно уже он не испытывал такого чувства игры, такого азарта. Это было неожиданно и почти приятно. Кто знает, может быть, интуиция не промахнулась, приведя его сюда именно сегодня, сейчас?

— Господи! Как я устал, дорогая Розалия Семеновна, от самих этих словосочетаний — Минздрав, облздрав, райздрав! — сказал Кулагин, глубоко вздыхая. Ему действительно адски захотелось зевнуть, но, человек воспитанный, он, конечно, сдержался.

— Ну, с райздравом-то вам, положим, дело иметь не приходится, — трезво заметила Розалия Семеновна. — А от первых, двух действительно никуда не денетесь. Так пойдете? — спросила она, с готовностью взявшись за трубку местного телефона.

— Да не знаю… Ну ладно, зайду, пожалуй.

— Иван Тимофеевич, к вам профессор Кулагин, — подняв трубку, сообщила секретарша. Именно сообщила, а не спросила разрешения впустить.

Это тоже понравилось Сергею Сергеевичу, хотя он знал, что случаи, когда ректор не принял бы профессора, явившегося к нему даже без предупреждения, были чрезвычайно редки.

Розалия Семеновна объясняла это излишней мягкосердечностью Прямкова, и Кулагин не возражал ей. Он вообще с дамами старался не спорить.

…Прямков был явно утомлен. Его разговор с начальником управления Минздрава Цветковым подзатянулся. Сначала поговорили об общих знакомых, потом — о предстоящем совещании ректоров институтов, о последней премьере брехтовской пьесы… Прямков сказал, что Брехт ему вообще надоел до смерти, потому что от детей он только о Брехте и слышит. Но Цветков возразил: нет, мол, Брехт — это очень хорошо. А после Брехта без всякого перехода задал вопрос:

— Мне нужно ваше мнение о кандидатах на должность директора НИИ. Кого вы можете рекомендовать?

Вопрос застал Прямкова врасплох. Он почему-то никак не думал, что директором НИИ могут назначить кого-нибудь из местных. Может быть, потому не думал, что понимал: если встанет вопрос о местных кадрах, возьмут, понятное дело, кого-то из его профессоров, а этого ему вовсе не хотелось.

Однако, кажется, к тому и идет. Значит, зря он не поверил товарищам из министерства, которые во время последней его поездки в Москву именно на это намекали. С какой неохотой мы прислушиваемся к тому, что грозит осложнениями! А ведь надо бы как раз наоборот.

Минуту-другую Прямков сидел молча.

— Иван Тимофеевич, ты думаешь?

— Ну, а как тебе кажется? — вопросом на вопрос отозвался Прямков. — Что я, вчера родился, что ли? Не понимаю, куда вы метите? Отдай, значит, жену дяде и тому подобное? Но, коли так, то есть у меня два кандидата: один — Кулагин, другой — Архипов. У каждого из них, конечно, и свои слабости, и свои сильные стороны…

— Ты брось юлить! — сказал Цветков. — «Слабые», «сильные»… Говори точнее!

Прямков понял, что никуда ему не деться, и сразу успокоился.

— В общем, так, — заявил он. — Ничего больше я пока сказать не могу. Мне надо все обдумать. У меня все-таки живой, а не электронный мозг.

И он начал рассуждать сам с собою, думать, но думать вслух, так что Цветков поневоле входил в ход его мыслей.

— Ну, Кулагин. По количеству научных работ, диссертаций и прочего он, конечно, превосходит Архипова. Но молодежь больше тянется к Архипову, для НИИ это важно. Кулагин блестяще эрудирован, но с идеями обращается осторожно, не разбрасывается ими. Архипов же великолепный практик и во время операции, прямо на ходу, такую мысль иной раз подбросит, что другому и в голову не придет. Однако горяч бывает не в меру. Из-за какой-то мелочи, но мелочи, надо признать, принципиального порядка, может так взорваться, что клочья полетят…

— Неспокойный человек? — заинтересовался Цветков, прервав монолог ректора.

Тот словно от сна очнулся.

— Есть маленько, — нерешительно подтвердил он, думая, что, пожалуй, напрасно так уж выкладывает перед Цветковым все карты.

— А в разведку ты бы с кем из них пошел? — задал он неожиданный вопрос.

— Да отстань ты от меня с этой разведкой! — искренне рассердился Прямков. — Тоже мне критерий! Ты лучше спроси, к кому из них я бы на стол лег. Так вот — к Архипову! Потому что хоть и он от беды не гарантирован, но, по крайней мере, будет действовать, ответственности не побоится. Не знаю, Цветков, как ты, но я лично, по чести сказать, боюсь слишком осторожных хирургов. Наполеон здорово сказал: генерал, который уж слишком заботится о резервах, непременно будет разбит.

— Ну что ж, дружище, для первого, так сказать, экспромта ты изрядно высказался, — серьезно подытожил Цветков. — Выходит, что хорошо бы обоих назначить, — нечто вроде директории. Но, поскольку это невозможно, надо тебе, Иван Тимофеевич, подумать…

— Вот именно! Думать, а не вырывать из горла непродуманные характеристики!

Цветков засмеялся.

— Никто у тебя ничего не вырвал, ты сам вдруг разговорился. А насчет необдуманных характеристик — извини, Иван Тимофеевич, не верю. Необдуманных слов от тебя отродясь не слыхал.