Читаем Пока дышу... полностью

— Я остановлюсь еще на одном вопросе, — сказал Архипов, и действительно, вся скованность мигом исчезла. — Бывают случаи, когда толстокожий или просто не шибко умный врач, пожав плечами, заявляет больному — вас, мол, не так лечили. Так вот, по моему мнению, такой поступок врача надо расценивать или как недомыслие, или, во всяком случае, как серьезное нарушение этики. Свои сомнения в правильности проведенного лечения высказывай только врачу, но никак не больному. Помни, что если ты посеял в больном сомнение в силе медицины, в знаниях врача, — ты совершил грех непростительный, потому что у больного от этого сил чрезвычайно убудет. И еще такая вещь. Хочу пояснить персонально товарищу Чикарькову… — Архипов пошарил взглядом по скамьям и довольно быстро обнаружил аспиранта. Цепкая зоркость его взгляда всем была известна, но не всегда нравилась. Шпаргалки, книги, не к месту положенные тетради он вылавливал необычайно точно. — Вот вы, товарищ Чикарьков, говорите, что врачебной тайны нет. Но есть же заболевания, о которых прямо не пишут и не говорят и, по-моему, все-таки правильно делают. Я имею в виду злокачественные образования, некоторые психические заболевания, венерические, да и целый ряд…

— Знаем! Знаем! — закричали студенты в несколько голосов. — Вместо геморроя пишут тромбофлебит, вместо аборта — воспаление придатков, а вместо шизофрении — болезнь Блейлера.

— Вот именно! — перекрывая все голоса, загремел Чикарьков. — Не дай бог заболеть сифилисом и не явиться на укол. Сейчас же на розыск бросятся все, вплоть до участкового.

— Насчет «не дай бог заболеть» — это вы верно подметили, — под общий хохот сказал Архипов. — Ну, а как по-вашему? Не разыскивать и пускай других заражает?

— Надо как-нибудь потактичней.

— Вот вы, молодые врачи, которым долгонько еще и работать и жить, вот вы и думайте над этим «как-нибудь» и помните, что никто вам готовых решений не продиктует. Для этого и диспуты собираем. Не для резолюции, а для того, чтоб напомнить о вопросах, которые ежедневного, ежечасного решения требуют. Но сейчас я, кроме всего прочего, хочу воспользоваться этой трибуной, чтоб еще раз, — Архипов повысил голос, словно бы на площадь распахнул окно; машинально расстегнул пиджак и крепко провел ладонями по брючному ремню, совершенно таким движением, каким разгоняют складки на гимнастерке, — я хочу воспользоваться этой трибуной, чтобы еще раз выразить протест против безответственных материалов, которые нередко появляются в журнале «Здоровье»…

— Вы забыли упомянуть еще телевидение и некоторые газеты, — подсказал, обернувшись к Архипову, Кулагин.

Это был единственный момент за вечер, когда Горохов повеселел. Отнюдь не потому, что услышал нечто новое. Напротив, в обеих клиниках было известно, что, как бы горячо и по какому бы поводу ни спорили профессора Архипов и Кулагин, стоило напомнить им о существовании журнала «Здоровье», действительно снискавшего себе среди медиков печальную славу, как оба дружно, в совершенном согласии, обрушивались на злополучный журнал.

— Совершенно согласен! Прикрываясь заботой о здоровье масс, этот журнальчик пичкает людей сведениями о заболеваниях и рекомендациями, чем и как лечиться. В этом синодике есть советы на все случаи жизни. Мнительные люди зазубрят полюбившиеся им статьи и ищут у себя несуществующие болезни, а услышав от врача, что нет у них этих болезней, вступают в спор, ссылаясь на статьи из «Здоровья». Это популяризаторство медицины такой вред приносит, от которого не скоро избавишься.

Нередко Сергей Сергеевич подтрунивал над Архиповым, над не особо гладкой манерой его речи. А сейчас — куда там! Он глядел на него с полным одобрением и только поддакивал.

— Больной после этого «Здоровья» сам командует, — продолжал Архипов. — Звонит по телефону, требует прислать срочно на дом электрокардиограф, требует анализа крови на протромбин. Один кричит: у меня ПЭКУ стал плохой, у второго гемоглобин упал, третий обеспокоен, что белок повысился, а сахар понизился. Всяк свое доказывает. Смешно и грустно, но факт!

Архипов сел и тяжело перевел дыхание, а профессор Кулагин сам налил и протянул ему стакан воды.

Горохов веселился — сейчас они просто любили друг друга!

После Архипова взял слово белобородый, представительный, всем известный в городе патриарх медицины, семидесятипятилетний уролог Пал Палыч, имя которого нередко красовалось и на открытых афишах и на лекции которого валом валила зеленая молодежь. Выступал он по вопросам сексологии.

Горохов выступлений Пал Палыча терпеть не мог, искренне считая, что по этим вопросам говорить незачем, ибо если в этом деле требуется помощь, то, значит, помочь уже нельзя.

Пал Палыч и здесь выступление свое начал, как на афишном вечере.

— Я бы хотел привлечь внимание уважаемой публики к сексологии, понимая под этим словом не примитивный секс, а науку.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Белые одежды
Белые одежды

Остросюжетное произведение, основанное на документальном повествовании о противоборстве в советской науке 1940–1950-х годов истинных ученых-генетиков с невежественными конъюнктурщиками — сторонниками «академика-агронома» Т. Д. Лысенко, уверявшего, что при должном уходе из ржи может вырасти пшеница; о том, как первые в атмосфере полного господства вторых и с неожиданной поддержкой отдельных представителей разных социальных слоев продолжают тайком свои опыты, надев вынужденную личину конформизма и тем самым объяснив феномен тотального лицемерия, «двойного» бытия людей советского социума.За этот роман в 1988 году писатель был удостоен Государственной премии СССР.

Владимир Дмитриевич Дудинцев , Джеймс Брэнч Кейбелл , Дэвид Кудлер

Фантастика / Проза / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Фэнтези
Плаха
Плаха

Самый верный путь к творческому бессмертию – это писать sub specie mortis – с точки зрения смерти, или, что в данном случае одно и то же, с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат самых престижных премий, хотя последнее обстоятельство в глазах читателя современного, сформировавшегося уже на руинах некогда великой империи, не является столь уж важным. Но несомненно важным оказалось другое: айтматовские притчи, в которых миф переплетен с реальностью, а национальные, исторические и культурные пласты перемешаны, – приобрели сегодня новое трагическое звучание, стали еще более пронзительными. Потому что пропасть, о которой предупреждал Айтматов несколько десятилетий назад, – теперь у нас под ногами. В том числе и об этом – роман Ч. Айтматова «Плаха» (1986).«Ослепительная волчица Акбара и ее волк Ташчайнар, редкостной чистоты души Бостон, достойный воспоминаний о героях древнегреческих трагедии, и его антипод Базарбай, мятущийся Авдий, принявший крестные муки, и жертвенный младенец Кенджеш, охотники за наркотическим травяным зельем и благословенные певцы… – все предстали взору писателя и нашему взору в атмосфере высоких температур подлинного чувства».А. Золотов

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Советская классическая проза