Читаем Пока дышу... полностью


Борис Васильевич откинулся в кресле, если можно было еще называть креслом потертое десятирублевое изделие, много лет стоявшее у его стола. Скорее, это был просто стул, жесткий, но с круглой спинкой и подлокотниками. Однако Борис Васильевич любил его больше других вещей в доме и категорически запретил Софье Степановне даже думать о его замене, когда она пыталась как-то улучшить обстановку в квартире.

Страшное это кресло Архипова было первой вещью, которую они с Соней, еще только отвоевавшись, бедные и по-сумасшедшему счастливые, внесли в свой дом — двенадцатиметровую комнату. Можно было ограничиться еще более дешевым стулом, совсем простым, но они шиканули и купили это кресло. А сегодня оно выглядит так по-сиротски: меняются времена, что и говорить.

Он снова обратился к тетради.


«28 июля

За сутки поступило 406 раненых. Уснул в шесть утра. Разбудили через 20 минут. У Танкова внезапное сильнейшее кровотечение из раны на бедре — пытался сам сесть. Погиб. Может, оно и к лучшему? Жить таким калекой, да еще и евнухом, не сладко.


2 августа

Всю ночь шел проливной дождь. Все пропитано сыростью, дороги размыты, эвакуация почти застопорилась. А с передовой везут и идут. На полу в палатках грязь. О чем думали до войны? Нужны портативные легкие щиты на пол. Заканчиваю перевязку. Из дальнего угла доносится голос сестренки — Валюши. Ей всего 16 лет, а нежности и терпения в обращении с ранеными, как у бабушки, нянчившей дюжину внуков».


Да, кажется, с этих щитов все и началось. Щиты-то они потом сделали, и, между прочим, опыт этот широко на фронте распространился. Так и называли — «щиты Архипова». А Борис Васильевич тогда завел еще особую тетрадь, в которую заносил описание, а то и маленький чертежик делал всякого усовершенствования, какого требовала обстановка. И действительно, потом, уже в мирных условиях, многое было использовано и, так сказать, внедрено. Значит, не зря записывал…


Перейти на страницу:

Похожие книги

Белые одежды
Белые одежды

Остросюжетное произведение, основанное на документальном повествовании о противоборстве в советской науке 1940–1950-х годов истинных ученых-генетиков с невежественными конъюнктурщиками — сторонниками «академика-агронома» Т. Д. Лысенко, уверявшего, что при должном уходе из ржи может вырасти пшеница; о том, как первые в атмосфере полного господства вторых и с неожиданной поддержкой отдельных представителей разных социальных слоев продолжают тайком свои опыты, надев вынужденную личину конформизма и тем самым объяснив феномен тотального лицемерия, «двойного» бытия людей советского социума.За этот роман в 1988 году писатель был удостоен Государственной премии СССР.

Владимир Дмитриевич Дудинцев , Джеймс Брэнч Кейбелл , Дэвид Кудлер

Фантастика / Проза / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Фэнтези
Плаха
Плаха

Самый верный путь к творческому бессмертию – это писать sub specie mortis – с точки зрения смерти, или, что в данном случае одно и то же, с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат самых престижных премий, хотя последнее обстоятельство в глазах читателя современного, сформировавшегося уже на руинах некогда великой империи, не является столь уж важным. Но несомненно важным оказалось другое: айтматовские притчи, в которых миф переплетен с реальностью, а национальные, исторические и культурные пласты перемешаны, – приобрели сегодня новое трагическое звучание, стали еще более пронзительными. Потому что пропасть, о которой предупреждал Айтматов несколько десятилетий назад, – теперь у нас под ногами. В том числе и об этом – роман Ч. Айтматова «Плаха» (1986).«Ослепительная волчица Акбара и ее волк Ташчайнар, редкостной чистоты души Бостон, достойный воспоминаний о героях древнегреческих трагедии, и его антипод Базарбай, мятущийся Авдий, принявший крестные муки, и жертвенный младенец Кенджеш, охотники за наркотическим травяным зельем и благословенные певцы… – все предстали взору писателя и нашему взору в атмосфере высоких температур подлинного чувства».А. Золотов

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Советская классическая проза