Пока дышу...

«…Стук в дверь. Кто-то долго переминается, входит наконец Нина Варламова. Опять принесла рапорт об отправлении на передовую. Пишет так: «Хочу бить фрицев по примеру своего брата. У меня голова кружится при виде крови. Я не могу изо дня в день слушать стоны раненых».

Это уже третий или четвертый рапорт за последние полгода. Слова меняются, а смысл тот же. Я каждый раз с ней беседую, она ворчит и идет дежурить.

Она говорит:

«Я не могу спокойно смотреть раненым в лица. Даже во сне их вижу. Знаю, что не многие из них выживут. Они все такие молодые, жалкие. Пишу письма их родным, а сама плачу.

Может быть, потому, что я женщина, я не могу видеть столько изувеченных людей. В конце концов, я добровольно пошла на фронт и имею право решать свою судьбу».

Ей еще нет восемнадцати лет. Тоненькая шея, сама угловатая, маленькая, подвижная. Агрегат под током. А может, просто фантазерка? Отпустить — так никуда и не пойдет?»

Борис Васильевич перечитал еще несколько страниц.

«Нина исчезла. Поговаривают, что сбежала с капитаном Селиным, которого выписали в часть. Не хочется верить. Если бы мне сказали про Галину Круглову, возможно, поверил бы, но Нина?..»

И вот последняя о ней запись.

«Варламову ранило. Привезли к нам. Она добилась своего. «Дезертировала», оказывается, в школу снайперов. На ее счету восемнадцать фрицев. Ранило ее осколком снаряда в голову и тяжело контузило — голова подергивается. С ранением справилась довольно быстро, но вся как-то обмякла, плечи стали еще уже. Просит говорить помедленней, тогда ей легче по губам понимать слова. Волосы ей расчесали, белой ленточкой повязали. Очень жаль, но глухота ее останется надолго, если не навсегда. А она умная, милая девочка».

А вот, почти сразу за Ниной Варламовой, другая запись. И этого человека Борис Васильевич хорошо помнит, хотя лучше бы и забыть. Желудки, голени, черепа помнить, а людей — забыть, потому что вспоминать их до сих пор больно.