Читаем Пока еще ярок свет… О моей жизни и утраченной родине полностью

Из-за своей тенденции все преувеличивать я реагировала на злые насмешки, потому что обычно насмехаются на счет кого-то другого. Я переносила издевательства над собой, но, когда издевались над другими в моем присутствии, я действительно страдала от этого. Я не понимала бесчувственности и беззаботной веселости моей матери, ее непринужденности, доходившей порой до бестактности. Будучи серьезным, замкнутым и впечатлительным ребенком, я судила без снисходительности.

Однажды нам довелось смотреть театральную постановку, которая представляла собой пародию на новоиспеченных богачей. Одним из главных персонажей была внезапно разбогатевшая женщина, вынужденная адаптироваться к жизни в новых для нее социальных условиях. Во время приема в ее чрезмерно роскошном доме, одетая в эффектное платье, делающее смешными ее пышные формы, она допускала большие оплошности, говоря, например, гостям: «Добро пожаловать в мой скромный дворец». Когда подавали угощение, она приглашала на пятичасовой чай, тогда как речь шла о кофе, который пьют с печеньем в четыре часа. Ложки она предлагала брать из ящичка, подобно тому, как угощают конфетами из коробки. На сцене все это приводило в ужас ее семью, а зал взрывался смехом. Мне было жалко бедную женщину, я думала, что жестоко высмеивать ее за то, что она старается выполнить свой долг.

«Решительно, эта бедная девочка ненормальная, – сказала мама, – она не понимает, что это смешно». Говорят ли ненормальному человеку, что он ненормальный? «Воробушек, – добавил папа, – как можно до такой степени не иметь чувства юмора?»

Я смутно чувствовала, что они на стороне сильных и ловких людей, которые всегда знают, что нужно делать, а я была в одиночестве, я была солидарна со всеми неловкими и смешными людьми.

Мама

Как я уже говорила, мама много занималась собой. Она выходила из комнаты безупречно одетая, причесанная и надушенная. По ее мнению, надо следить за каждым своим движением так, как если бы в любой момент кто-то мог вас сфотографировать. Она умела контролировать выражение своего лица, чтобы никакая непроизвольная гримаса не исказила его черты. Она даже умела контролировать свой взгляд.

«Мама, покажи, как ты делаешь удивленные глаза? а растроганные? а обиженные?» – и выражение ее глаз менялось, хотя не шелохнулся ни один мускул на ее лице.

«Попробуйте говорить и смеяться перед зеркалом, – говорила она нам вновь и вновь. – Если вы сделаете гримасу, которая уродует ваше лицо, вы это увидите. Не следует смеяться, произнося „о“ или „и“, но всегда – „а“: „ха-ха-ха“ – это музыкальнее и не искажает рот. Нужно также размышлять не хмурясь, чтобы не появились глубокие морщины на лбу».

Желание всегда проявлять свое превосходство было ее второй натурой, и поведение ее было совершенно естественно. Уронила платок? Она поднимала его красивым движением: вместо того чтобы наклониться вперед, она слегка сгибала колени и, чуть-чуть повернувшись направо, быстрым и ловким жестом опускала руку.

Она показала нам, как ходить, не двигая бедрами или плечами, не размахивая руками. И чтобы приучить нас держать голову высоко, выпрямив шею, и развить хорошее чувство равновесия, иногда она предлагала нам ходить по квартире с большими словарями на голове. Она также учила нас разговаривать без мимики: например, не кивать головой из стороны в сторону, говоря «нет», или сверху вниз, говоря «да», не делать гримасу отвращения, если нам что-то неприятно. Выражение лица должно быть не подчеркнутым, а слегка намеченным.

Она говорила: «Я всегда ненавидела уродливое и вульгарное. Совсем маленькой я уже хотела быть красивой и иметь хорошие манеры. Я смотрела вокруг и, когда видела такого человека, пыталась ему подражать. Значительно позже моя свекровь Аносова научила меня одеваться. Платье должно быть простым, оно должно хорошо сидеть. Туалет не должен быть заметен, женщина, а не туалет, должна быть замечена. При выборе платья, чтобы понять, будет ли оно вам нравиться долго, представьте себе дюжину женщин в таких одинаковых платьях. Если впечатление будет приятным, платье приемлемо. Вы всегда сможете выглядеть еще красивее, когда вы красивы, и менее уродливо, если вы некрасивы. Некоторые некрасивые женщины умеют привлекать внимание и заинтересовывать. Женщина сама делает себя, сама себя создает, принимая стиль, который подходит ей больше всего. Главное – упорно искать то, что дает преимущество».

Одевавшаяся в больших домах моды, впоследствии она была вынуждена ограничить свой бюджет. Тогда маленькая портниха стала работать на нее поденно, под ее руководством и делать превосходные туалеты. Она сама управляла примерками: требовалось, чтобы ткань ниспадала естественно и в целом производила впечатление элегантной простоты.

В то время в моде были шляпки с искусственными цветами. Мама не умела шить, но великолепно украшала шляпы, изгибая их по-новому и меняя гарнитуру.

Перейти на страницу:

Все книги серии Семейный архив

Из пережитого
Из пережитого

Серию «Семейный архив», начатую издательством «Энциклопедия сел и деревень», продолжают уникальные, впервые публикуемые в наиболее полном объеме воспоминания и переписка расстрелянного в 1937 году крестьянина Михаила Петровича Новикова (1870–1937), талантливого писателя-самоучки, друга Льва Николаевича Толстого, у которого великий писатель хотел поселиться, когда замыслил свой уход из Ясной Поляны… В воспоминаниях «Из пережитого» встает Россия конца XIX–первой трети XX века, трагическая судьба крестьянства — сословия, которое Толстой называл «самым разумным и самым нравственным, которым живем все мы». Среди корреспондентов М. П. Новикова — Лев Толстой, Максим Горький, Иосиф Сталин… Читая Новикова, Толстой восхищался и плакал. Думается, эта книга не оставит равнодушным читателя и сегодня.

Михаил Петрович Новиков , Юрий Кириллович Толстой

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное