Пока еще ярок свет… О моей жизни и утраченной родине

Для бесчисленных органов власти и комендатур, созданных при новом режиме, в городе начали реквизировать незанятые жилые помещения. В доме Хараджаева пустовал целый этаж, и он боялся, как бы его не реквизировали. Старый Хараджаев предложил нам жить у них. Казалось, что в тревожные времена, которые мы переживали, лучше держаться вместе. Поэтому мы решили переехать к ним. Поскольку у них уже было много прислуги, мы должны были расстаться с Анной и Анютой.

Когда увезли нашу мебель, мы с мамой остались в доме одни, чтобы проверить, что ничего не забыли.

Меня охватила огромная печаль. Не знаю, почему я боялась переезда к Хараджаевым, где мы не будем больше у себя дома. Сидя на полу посередине моей пустой комнаты, я чувствовала, как что-то разрушилось навсегда, что мы начали становиться бездомными бродягами и большая часть нашего существования умирает. Я сделала вид, что не хочу уходить, и маме пришлось рассердиться, чтобы я согласилась покинуть дом.

У Хараджаевых действительно был маленький дворец с анфиладой комнат для приемов и дорогими гобеленами на стенах; в необъятной гостиной большое пианино казалось маленьким.

Мы жили вместе c ними и обедали вместе с ними. Их дом стоял как раз напротив сквера. На другой стороне улицы жили родители Сони, сад Маруси прилегал к саду Хараджаевых, и я часто видела своих друзей.

В конце концов папа согласился, чтобы свадьба Ксении состоялась раньше намеченного срока. В те смутные времена старались жить как можно скромнее, чтобы не привлекать к себе внимание, и венчание прошло в очень простой обстановке, почти тайно.

Однажды вечером мы пришли в церковь маленькими группами, одетые как обычно. Ксения надела маленький серый английский костюм. Церковь была слабо освещена. Православный обряд венчания совершился без присущей ему торжественности. Когда невеста входила в церковь, не пели «Идет голубка», как это обычно делали. Дядя Али, Альфред, который также жил вместе с нами, и Иван Иванович, другой его дядя, держали венцы над головами молодых. Светлые волосы Ксении золотились в мерцании свечей, глаза ее были устремлены на иконостас, она усиленно молилась.

Из редких писем бабушки и дяди Николая мы поняли, что в течение нескольких месяцев они не получали наших писем и многие из них пропали. Теперь, когда почта больше не работала, мы вовсе не получали от них известий.

Очень скоро после свадьбы Ксении беспорядки в стране приняли характер всеобщей катастрофы.

В доме Хараджаевых кухня размещалась на нижнем этаже, в квартиры на втором этаже поднимались на лифте. Дверь на широкую лестницу, ведущую на этаж, всегда была открыта, но в эти небезопасные времена на ночь мы закрывали ее на ключ.

Однажды вечером, очень поздно, мы услышали стук в дверь. Все мы были очень напуганы, потому что в то время никто не выходил на улицу в ночное время.

Спросили: «Кто там?» – и грубый голос ответил: «Откройте, или мы выломаем дверь». Вошли несколько милиционеров: «Кто здесь Хараджаев?»

«Это я», – сказал старый Хараджаев, но Аля оттолкнул его, говоря: «Не слушайте его, он старик и не знает, что говорит, Хараджаев – это я». Милиционер рассмеялся: «Нам велено доставить Хараджаева, любого». Милиционеры не дали ему времени что-нибудь взять. Он смог только схватить пальто из шкафа, и Ксения бросила ему свитер, когда он был уже внизу лестницы.

Все произошло очень быстро. В это трудно было поверить. На рассвете родственница Хараджаева, которая жила напротив Ратуши, прибежала сказать нам, что через окно видела там людей, сидящих на подоконниках. Она узнала со спины несколько человек из города, в том числе Алю.

В течение нескольких дней по неизвестной причине милиция перевозила заключенных с одного места на другое. В области Хараджаевых хорошо знали, и нам тотчас давали знать, где находился Аля. Однажды сообщили, что он именно в той деревне, где располагается принадлежащая Хараджаевым ферма. Один крестьянин сумел исхитриться и освободить Алю за весьма большую сумму денег.

Это становилось тактикой. Милиционеры арестовывали людей, чтобы потом освободить за деньги. Это приносило им существенный доход.

Отец Василий

Мне очень нравились все учителя в нашей школе, но после моей дорогой Матреши я отдавала предпочтение нашему учителю Закона Божьего, отцу Василию.

Отец Василий был добрым. Можно забыть наставления и проповеди священника, но вы никогда не забудете сияние его доброты. Я храню самые живые воспоминания о его крупном величавом стане, очень ясных голубых глазах, о волосах, ниспадающих на плечи широкими волнами по обычаю русских священников, которые носили длинные волосы и бороду.

В нем не было никакой злобы. Даже когда он говорил забавные вещи, чтобы рассмешить нас, его шутки были свободны от всякой иронии. Ученики привыкли к его доброжелательности и, очень любя его, не почитали так, как должны были бы это делать. Когда батюшка проявлял строгость, мы хорошо знали, что он только делает вид, что сердится.