Пока еще ярок свет… О моей жизни и утраченной родине

Родственники одной из наших подруг хорошо знали семью отца Василия, и эта ученица с юмором рассказывала нам, что там происходило. Словоохотливая и уверенная, что позабавит нас своими словами и мимикой, она передавала нам подробности о жизни отца Василия: если батюшка выглядит всегда хорошо причесанным, это потому, что матушка купила специальную щетку для его локонов, батюшка очень любил уху и всегда съедал ее три тарелки и т. д. Эти маленькие незначительные детали смешили нас, так как контрастировали с красивым и импозантным обликом батюшки.

Мы были глупыми и смешливыми детьми. Нас забавляла манера говорить отца Василия. Он произносил букву «O» слишком четко, что обычно характерно для русского духовенства, и был настолько погружен в Священное Писание, что часто говорил, цитируя Евангелие и Послания святого апостола Павла; его речь и его уроки были усыпаны оборотами «как говорит нам великий святой апостол Павел» или «как Сам Христос повелевает нам» и т. д.

В прошлом году в классе мы выучили наизусть несколько глав Евангелия. Это было легко для меня, потому что я всегда любила несравненный стиль Евангелий на церковнославянском языке. Когда отец Василий спросил меня первый раз, нужно было рассказать пролог Евангелия от Иоанна, текст, который я знала лучше всего, и я быстро прочла: «В начале было Слово…», я могла бы продолжать долго, если бы батюшка не прервал меня, сказав: «Очень хорошо, как хорошая девочка, всегда сохраняйте такую ревность к Писанию». Он поставил мне пятерку.

В этом году, напротив, я с большим трудом проходила курс религиозного обучения. Мы изучали литургию. Большинство учениц уже знали ее поверхностно, так как регулярно ходили в церковь, но это был не мой случай. Я была заранее обескуражена количеством литургических текстов и ритуалов, которые надо было выучить наизусть, и всегда откладывала это задание на завтра.

Батюшка редко спрашивал своих учеников, но он должен был ставить нам оценки за каждый триместр. И поэтому между ним и нами установилась безмолвная договоренность. Опрос учеников проходил в алфавитном порядке по списку фамилий, начиная с последней буквы алфавита, поэтому мы заранее знали, когда нас спросят, и могли подготовиться. Когда подошла моя очередь, я начала учить литургию наизусть, но у меня оставалось слишком много пробелов. Накануне я собиралась трудиться до поздней ночи, но мне хотелось спать, и я больше ничего не запоминала. Я сказала себе: «Выучу завтра утром», но не проснулась достаточно рано и едва успела вовремя прийти на занятия.

Запыхавшись, я вошла в лицей, почувствовала, что сейчас случится катастрофа, и пожалела, что не осталась дома, сославшись на головную боль, вместо того чтобы сгорать со стыда перед батюшкой и перед всем классом.

Что же делать? Я усиленно думала, и ко мне пришла идея. В тот момент она показалась мне блестящей: отец Василий говорил нам, что, если у нас есть какие-либо вопросы к нему, не надо стесняться, а следует просто сказать об этом в начале урока, чтобы было время на них ответить.

Издавна я задавала себе вопросы религиозного характера, но думала, что сама должна разрешить их: размышляя и читая Евангелия, я находила собственные ответы. Ответ, который могли мне дать другие люди, высказывая свою точку зрения, возможно, годился для них, но не для меня. Когда ответ давала Церковь, он сводился, как мне казалось, к формулировкам и словам, которые сами также были вопросами, требующими решения.

Следующий вопрос занимал меня все больше и больше: когда есть все для счастья, но мы видим рядом с собой людей, претерпевающих мучения, можно ли быть полностью счастливым? Ответ был: конечно, нет. А почему нет? По причине доброты. Как же тогда после Страшного Суда Бог будет пребывать в блаженстве со своими святыми, зная, что грешники, люди, творения Его рук, претерпевают вечные мучения? Бог был справедлив, но его доброта оказывалась под вопросом.

Итак, я решила спросить об этом отца Василия: как примирить благость Божию и вечные муки? Его ответ наверняка займет много времени, и он не успеет меня спросить.

Как всегда, урок начался с молитвы. После этого я подняла руку, и батюшка подал мне знак задать мой вопрос. Он внимательно выслушал меня и сказал: «Это очень серьезный вопрос. Он заслуживает глубокого объяснения, и это очень важно для всего класса».

Сначала я почувствовала облегчение: сегодня меня не спросят, но затем мне стало стыдно за мой обман.

Батюшка ходил туда и обратно по классу, иногда он делал паузу между двумя фразами, ища самые простые слова и предложения, чтобы мы могли их понять. Он явно положил на сердце основательно и серьезно объяснить нам этот вопрос, и все это потому, что вероломная девочка не выучила урок. Из-за мучительного чувства вины я не могла внимательно слушать батюшку, но помню, что он обращался к известным догматическим источникам: к Писанию и Преданию, к апостольским отцам, к святому Иринею, святителю Григорию Нисскому, к тому, что они написали о милосердии Божием.