Пока Фрейд спал

– Я вчера приходил беспокоить вашество, – забормотал он, когда генерал поднял на него вопрошающие глаза, – не для того, чтобы смеяться, как вы изволили сказать. Я извинялся за то, что, чихая, брызнул-с… а смеяться я и не думал. Смею ли я смеяться? Ежели мы будем смеяться, так никакого тогда, значит, и уважения к персонам… не будет…

– Пошел вон!! – гаркнул вдруг посиневший и затрясшийся генерал.

– Что-с? – спросил шепотом Червяков, млея от ужаса.

– Пошел вон!! – повторил генерал, затопав ногами».

А потом пришел домой в расстроенных чувствах да и помер. И как бы ни смешна была эта история, а мораль в ней все-таки есть. Если, разумеется, взяться с большим желанием ее отыскать. Что такое страх? Ожидание всего самого плохого. Если оно – это самое «плохое» – неизбежно наступит, так чего же бояться? А если все-таки судьба слепа, так к чему все эти переживания? Это как с предсказателями: зачем к ним обращаться, если будущее нельзя изменить, а если изменить возможно, то какие же они предсказатели?

4

Быть трусом не так зазорно, если речь идет о жизни и смерти. А ведь если вдуматься: по большому счету, главным страхом и является страх смерти. Думать о ней все время противоестественно и даже опасно для здоровья, а вот вспоминать про смерть во время угроз вполне себе уместно. Всякий раз, когда говорят о философии смерти, почему-то вспоминают немецкого философа Мартина Хайдеггера, как будто он расставил в вопросе все точки над «i». Трудно сказать, действительно читал ли кто-нибудь Хайдеггера или только его интерпретаторов, но в текстах философа уж больно сложно докопаться до того, что именно он хотел сказать. Там нужно переводить с немецкого на немецкий. И если при этом переводе не испугаться за свое потраченное время, то можно докопаться до важных ответов.

Например, про то, что ужас является неотъемлемой частью нашего существования. И ужас, напоминая нам о смерти, как бы говорит: знай, что в данный момент на планете только ты думаешь об этом, а значит, реально существуешь. Помогает ли это освободиться от своих страхов, наверное, не ответит даже самый опытный психолог. Зато все психологи, кроме разве что самых упрямых, сходятся во мнении, что фильмы ужасов помогают справиться со своими фобиями.

Наверное, мы выглядим нелепо, когда закрываем глаза во время страшных сцен, кричим от испуга, зарываемся в одеяло и боимся смотреть под кровать. Но что поделать – инстинкт самосохранения дает о себе знать. Древний человек боялся темноты, думая, что неизвестная сила вдруг может атаковать его; современный же человек отнюдь не изменился, только теперь он боится совершенно конкретных неизвестных сил – привидений, зомби, вампиров, оборотней и прочих чудовищ. Придумала их безграничная человеческая фантазия, поначалу проявлявшаяся в страшных историях, потом в готической литературе и затем конечно же в кинематографе.

Когда немецкие кинематографисты первой трети XX века – Фриц Ланг, Пауль Вегенер, Фридрих Мурнау и др. – своими фильмами творили историю модернизма, они не думали зрителей напугать. Они исследовали глубины человеческой личности. А кто, как не двойники или созданные руками человека чудовища, могли о человеке сказать больше? Внутренние фобии словно обретали плоть, материализовывались. И вот уже все наши страхи как на ладони – уродливые, агрессивные и, что важно, непредсказуемые.

С тех пор поменялся кинематограф, и фильмы ужасов с технической точки зрения научились пугать по-новому, но принцип остался старый: да, мы выглядим жалкими трусами, когда вздрагиваем при внезапном появлении сверхъестественного существа, но таким образом мы избавляемся от своих реальных страхов, переживая их в кино.

Во всяком случае, такая точка зрения твердо устоялась в обществе. И глупо с ней спорить. Как минимум, она комплементарно говорит о нас – будто мы не просто ходим в кинотеатр насладиться попкорном и испытать аттракционные эмоции, а с высокой терапевтической целью: чтобы избавиться от своих страхов.

Но посыл понятен: трусость – это состояние, предшествующее уравновешенности. Иными словами, нужно сильно перетрусить, чтобы затем больше никогда не испытывать страх. Поэтому трус – это не столько устойчивая характеристика человека, сколько временная болезнь, которую нужно переболеть.

5

«Я не посмел на смерть взглянуть

В атаке среди бела дня,

И люди, завязав глаза,

К ней ночью отвели меня».

(Пер. К. Симонова)

Это эпитафия трусу, которую написал Редьярд Киплинг, автор знаменитой «Книги джунглей» про Маугли. Разумеется, это шуточные стихи – в сущности, мало кто из трусов заслуживал поэтических слов на свою смерть. А вот храбрецы, напротив, получали их в большом количестве, что не удивительно. Храбрец – человек достойный похвалы, но вместе с тем рискующий своей жизнью. И сколько бы мы ни воспевали храбрость, чаще всего это приходится делать в эпитафиях.