Пока греет огонь

Закружились, завертелись, подобно трем молниям, дикие звери. Рычание, клацанье зубов, поймавших вместо недруга холодный воздух, мелькание хвостов, голов, ног, гнев и ярость, исходившие от сплетенных в жутком танце тел, заставили замолкнуть неугомонных птиц.

Разбуженные кусты и деревья безмолвно взирали на ослепленных злобой зверей. Не содрогнулись от ужаса их древесные души, не пробежала по глянцевым стволам судорога. Скованные морозом, они, как куски льда, немы и холодны.

Получив от собаки достойный отпор, к тому же потеряв вожака, волки утратили свою первоначальную агрессивность.

Клочья шерсти под рыжими и серыми парусами безмятежно плавали в струях морозного воздуха, серых парусов становилось все больше и больше.

И волки не выдержали сокрушительного натиска Рыжика. Один из них, решив, что настал благоприятный момент, поджав хвост, бросился наутек. Второму ничего больше не оставалось, как последовать его примеру.

Рыжик не стал их преследовать. Тяжело дыша, он подошел к волчице, смотревшей на него горящими глазами, в которых не было ни страха, ни боли, ни сожаления. Лежа на снегу, неподвижный зверь не думал ни о жизни, ни о смерти. Он не просил пощады, потому что сам никого и никогда не щадил.

Светило солнце и дул ласковый ветер. Качала тонкими ветвями рябина. Где-то в лесной чаще пробирался красавец марал. Где-то на укромной полянке озиралась пугливая косуля. Но все это происходило по другую сторону бурной реки, называемой жизнью. На этой же стороне, ожидая исполнения приговора, лежала, неловко подогнув лапы, парализованная волчица.

Она ждала. Ненавистью дышала широко раскрытая пасть. Ненавистью билось сердце. Другие чувства ей были чужды. «Ненавижу. Ненавижу!»—кричала волчья пасть и захлебнулась предсмертным рыком.

Взбешенный Рыжик сдавил тугое горло и не отпускал до тех пор. пока тело волчицы не перестало биться в конвульсиях.

ЗДРАВСТВУЙ, ДРУГ!

...Рыжик возвращался к человеку. Он слышит его зовущий голос.

Беспокойно дышала тайга. Угрюмые скалы, обрядившись в белые платья со множеством рюшек, оборочек, свисавших всюду, где снег не смог прикрыть обнаженные камни, хищно вглядывались в пробегавшего израненного пса. Облитые сверху парным молоком, они белыми клиньями вспороли частокол тайги, претендуя на роль противников хаоса.