Пока я здесь

Дежурный кивает. У него тёмные, раскосые, очень красивые глаза. Как у того мальчика в доме милосердия. Может, это его сын или брат? Если бы рядом не было Юры, я бы спросила.

Всё-таки Юра мне мешает. Я могу и без сопровождения. Я же могу его послать, правильно? Жди меня, вернусь сюда же, через час или два, куда я денусь. Вот это всё.

Через шесть человек наступит наша очередь, и тогда я скажу: «Дальше я сама». И сяду. А он останется на платформе. И мне больше не будет так страшно, как сейчас.

Приближается кабинка, из неё выходит немолодая женщина в тёмно-розовом пальто… Пальто того же цвета, что халаты и стены в доме милосердия. У меня сразу портится настроение. А ещё мне холодно. Хотя я тоже в пальто, зелёная капелька тускло блестит на тёмной ткани. На самом деле пальто синее, но при таком свете это не видно.

Платформа слабо освещена, как закрытая на ремонт станция метро… Но кабинки движутся, хоть и медленно, доноры стоят, ждут. Очередь не такая спокойная, как раньше. Ко всем, и к нам с Юрой тоже, подходят люди. Заглядывают в глаза, спрашивают одно и то же.

– Сколько?

– Нисколько. Сопровождение.

– А девушка?

– Тоже нет, – отвечает за меня Юра.

Я уже в курсе, что у нас хотят купить воспоминания. Энергию эмоций. Но Юра не продаёт. Я уточняю, когда отходит очередной человек:

– Ты завязал?

– Что?

– Ты перестал барыжить?

– Дым, переведи… Не понимаю.

Я знаю эти слова на русском и на английском, запомнила, пока смотрела Breaking bad. Но как это называется здесь?

– Ты больше не хочешь поставлять людям то, что они хотят?

На платформе мигает свет. Потом загораются синеватые аварийные лампы. За это время Юрино лицо меняется. Мне тревожно от того, что я увидела. Не понимаю, что не так. Но сейчас не мне одной тревожно. В очереди ахают, ворчат, присвистывают. Разные реакции, как Ксансанна объясняла на этюдах. Событие одно, эмоции у людей разные, наблюдайте, сравнивайте, запоминайте… Я завтра снова пойду на репетицию!

– Дым, всё в порядке, Дым…

Юра хлопает меня по руке. Я дёргаюсь, сбрасываю его руку. Мне теперь неприятно, когда он до меня дотрагивается.

– Дым, не бойся.

Видимо, он решил, что я в шоке из-за того, что свет мигает.

– Благодарю. У меня всё благополучно.

Я машинально говорю вежливые слова. Мне так хорошо было думать о театральной студии, о своём спокойном мире…

– Я буду с тобой, Дым. Я тебя…

Если он скажет «люблю», я его укушу или ударю. Хотя раньше была бы так рада. Чего же всё так погано-то?

– Я тебя сберегу, – очень чётко говорит Юра.

Спасибо и на этом. Какие пафосные сопли, тьфу.

– Скоро наша очередь… Ты не беспокойся, всё будет нормально.

Хм. Я же сама выбрала, куда мне идти и что делать. А Юра снова распоряжается. Контролирует ситуацию.

– Я поеду одна.

Надо было сказать попозже, уже садясь в кабинку. А я не просчитала последствия. Юра сразу же меня схватил. Типа обнял, но так, что не выдохнуть. Мы были вторые в очереди, кабинки шли медленнее, из-за того, что перебои с энергией… Я могла бы вырваться. Если бы не Юрина служебная куртка. Я дёрнулась, крикнула. Он ещё сильнее меня сдавил и спокойно объяснил всем вокруг:

– Я сопровождение. Девушке нужна помощь.

И всё. Привет из отделения скорбных духом…

Никто больше не собирался мне помогать. Смотрели, как я пробую стряхнуть Юрины руки, как шиплю сквозь его ладонь…

– Тихо, всё в порядке, я всё контролирую…

Я не могла успокоиться. Видимо, это встроенный рефлекс, организм сопротивляется до последнего. Чует хищника. Какие интересные движения. Надо запомнить. Как я хриплю, оказывается…

Кабинка. Сиденье. Меня почти повалили на него, лакированный стол блестит как сцена.

Дверца захлопнулась. Мы одни. Мы едем к Экрану. Доедем ли?

Как же сильно Юра меня держит! Хотя сейчас-то зачем? Нас же заперли снаружи, мы никуда не денемся из кабинки.

– Спокойно, Дым. Извини, извини, что вот так… Будет хорошо, я обещаю!

Чего он обещает? Чего он вообще от меня хочет? Чувствовать мой страх! Я ему для этого и нужна. Чтобы обеспечить эмоции! Его папа пробовал выкинуть из окна его маму!

Мы на высоте! Пока не очень большая, ещё видно рябь на волнах… это примерно как третий этаж. А потом будет выше. И мой страх будет сильнее!

Движение вверх, как говорят в моём родном лифте. Как же всё просто и погано.

– Не бойся, Дым. Ты ведь очень боишься, да?

Он смотрит, смотрит… Как тот полицейский, который разбирался с нашей аварией. Будто не верит вообще никому на свете. Авария!

То, что я запрещала себе помнить. Запах алкоголя от папы, его розовые припухшие веки, чёрный «Холлс» с ментоловым запахом, который папа всегда таскает в карманах. Сколько я себя помню.

Мы сидели на даче, я пила колу, а папа пиво, а потом яблочный сидр. Потом я пошла вроде как спать, на самом деле лежать и слушать дорогого Ж, партии из разных мюзиклов. А папа остался на террасе. И пил дальше, наверное, долго и много, папа плохо контролирует свой алкоголь… А рано утром мы сели в машину – я на переднее пассажирское сиденье, папа за руль… Потом я уснула. А он… Возможно, он тоже уснул. И врезался.

– Если бы не он… Если бы не ты!

Я кричу Юре то, что держала для папы…