Читаем Пока королева спит полностью

Думаешь, что ты лучше коловоротов? на самом деле ты находишься на той же плоскости. Ну, как уж, на другой? на той же самой! Ты же собрался королеву разбудить и при этом магистру – секир башка сделать. Ну и чем ты принципиально отличаешься от коловоротов? Ты идешь по другой стороне улицы? Но в том же направлении. В том же направлении, Боцман. Ты изменяешь внешнее к лучшему. Давишь тараканов вокруг себя. А надо сначала представить к ногтю тех, что окопались в твоей голове. Да ладно, нет у тебя тараканов. Есть. Пусть это даже змеи, нет, я не о гадах ползучих говорю, о летающих змеях. Избавься от привязанности к ним. Освободись. Но, перерезая нить, связывающую вас, помни: освобождай не змеев от своих рук, а себя от них – это большая разница, хотя лезвием ты будешь проводить по одному и тому же месту.

Шире шаг!

Не думай, что я уговариваю тебя сделать что-то не то, я пока с тобой, в той же песочнице куличиками занимаюсь. Те же зелёные холмы ногами топчу. В той же сказке озвучиваю свою часть диалога. А ты думал это не сказка? Хо-хо! О чем ты вообще думаешь?! Сказка, по-твоему, сильно отличается от жизни, уж не отсутствием ли насилия или крови в сюжете? Вспомни сказку про Путятю. Что он там делал? Правильно, сначала сидел на печи, потом пошёл невесту искать, потом её расколдовал поцелуем, потом её украл злыдень, потом Путятя пошёл по пути спасения своей благоверной и на этом пути, заметь, он рубил бошки всем, кто ему мешал. Как только меч-кладенец нашёл, так сразу и начал рубить, а до этого булавой черепушки кроил. И сказка про Путятю ещё не самая кровавая! Так что, сказки не бывают не кровавыми, они такие же, как жизнь – реальные. Вот ты бы сейчас отрубил голову магистру? А королеве? А почему королеве-то не отрубил бы? Непоследовательный ты, Боцман. Эти – наши, а эти – уже не наши. Если уж убивать, то всех. Или никого. Да, как ладошечники. Смирение – есть самое большое мужество из доступных человеку. Но только не думай, что я хочу как-то повлиять на тебя сейчас, закинуть сомнение тебе в душу. Я не этого хочу, ты все равно сделаешь то, для чего ты оббегал со всех сторон королевство Зелёных холмов. Вспомни Путятю, что ему попалось под руку, когда меч-кладенец главный злыдень выбил хитрым приемом? А ты думаешь, оно там случайно лежало, ни для чего, просто так? Хо-хо!

Вольно!

Пришли уже, по крайней мере, я пришёл к концу монолога.

Самое несмешное в монологе было то, что Шут им так и не поделился с Боцманом – он его про себя бубнил. Но я смеялась от души. Уж и не знаю почему. Может быть, я трансформировала несмешное в смешное, а, быть может, превратила легкую истерику в смех. Но в данном случае то, что было на входе – не суть важно, важно то, что на выходе получился чистейший смех – самый тот продукт здесь и сейчас.

Посмотрела вокруг… нет, смех меня не разбудил… расплетаю косички…

Магистр

Подписал два указа. Первым я узаконил то, что настоятельно просили принять меня все лизоблюды – звание генералиссимуса. Пусть будет так, раз им приятнее исполнять приказы не просто магистра, а вот ещё и генералиссимуса. Лакейские душонки! Вторым я воплотил в жизнь то, что и без моего указания творилось уже давно. А именно окончательное решение еврейского вопроса. Вы никогда не задумывались, почему никто не любит евреев? В магистрате будет лучше… без них!

Оказывается, что не так тяжело избавится от людей, как от их тел. Благо в крематориях как грибы после дождя росли возведённые по стандартным проектам крематории…

Боцман

Проснулся и долго мотал головой… не мог вытрясти из котелка дурной сон. Видел камень около развилки трёх дорог. На нём надпись – я читал и холодел: «Пойдешь налево – смерть найдёшь. Пойдешь прямо – смерть найдёшь. Поёдешь направо – смерть найдёшь». И буковки в словах «смерть» словно подмигивали и улыбались, дурашки, они словно прикалывалась надо мной – вроде бы широта выбора есть, но выбора то и нет.

И вечером мы напились, а когда напились, ко мне слева за столом подсел красавец мужчина. Он хлопнул меня по плечу и объявил, что гей, а я, мол, о заднепроходниках на прошлой пьянке нехорошо выражался. И справа тоже подсел красавец мужчина и тоже объявил, что гей. Откуда они берутся? На халявную водку что ли лезут? Я налил до краёв всем новоприбывшим и мне, напряг память и выдал сакраментальное вордовское: «Взрослые люди по обоюдному согласию могут заниматься сексом так, как им нравится!» Выпили. Оказалось, хорошие ребята. Завтра на бунт пойдут… но майки с радугой – это всё-таки перебор…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее