Пока королева спит

Пузырятка – штука своеобразная, суешь в него (так повелось, что пузырятка – он) палец и можешь достать золотое кольцо, а можешь – потерять пальчик, пузырятка может обкорнать тебе ноготь, а может вымазать вареньем, короче никто не знает, что будет, когда ты сунешь палец в пузырятку, в этом и вся прелесть.

– У меня нет денег.

– Ножичек-то поди есть? – старик знал как заманить прохожего на попытку.

Я отдал свою финку.

– Смерть недавно облизывала его острие, – старик вертел лезвие на свету.

– Берёшь?

– Известно беру. Пробуй! – он покачал бадейку и пузыри добрались до краев.

Ладно, и без пальца в случае чего ударить смогу. Мизинец погрузился в тёплое побулькивающее нечто… подержал я мизинчик в этой субстанции и вытащил "добровольца". Ничего не произошло. Совсем ничего.

– Ты следующий! – сказал старик, оглядев мой палец со всех сторон, и протянул мне бадейку.

– Чего это?

– Раз с пальцем ничего не случилось, теперь тебе владеть пузыряткой.

Спорить с человеком, который жил на свете ещё до твоих родителей как-то не с руки. Я подхватил бадейку и стал думать, куда с пузыряткой двинуть. Может, под родную крышу? Там меня точно никто не ждет.

На первом этаже были те же беженцы (когда-нибудь я запомню их сложную фамилию), они меня поприветствовали и попытались пригласить на обед. Я отказался. Наверху в спальне ничего не поменялась. Она ждала нас с Эльзой… Что это на стене? Я положил бадейку на пол и рванулся к непонятному. Какая-то бесформенная цветная клякса застыла на стене. Нет, это не мёртвый ползунок – уф, показалось! – просто кто-то пролил что-то яркое, но почему оно не потускнело?

– Руки вверх, медленно, – я ошибся, меня ждали.

Одинокий серый ратник целил в меня из арбалета.

– Боцман, а ты знаешь, сколько за твою голову дают золота?

– Ты нарисовал кляксу?

Он тоже не ответил, не ответил словами, ведь двигаясь ко мне, его нога опрокинула пузырятку.

– Чпок, – сказал обитатель деревянной бадейки и одежда серого упала на пол.

Перчатка так и не смогла нажать на спуск, а сам арбалет не выстрелил, даже когда ударился о пол – значит спусковой механизм хороший. Я сгрёб одежду серого в шкаф, арбалет положил туда же (предварительно разрядив), а пузырятку (который сам как-то залез в бадейку) определил на подоконник, пусть радуется солнцу.

При смене квартирки я прошел мимо памятника магистру, на пьедестале заметил кривую надпись краской: "Отец твой ростовщик, а сам ты временщик". Мысль пришла, что если бы каждый, кто говорил о магистре как о временщике, поддержал революцию не словами, а делом, то давно бы уже и магистра сбросили и в колокол ударили. А пока… пока королева спит.

Ба! Какие люди! Я не сразу узнал и даже содрогнулся, когда узнал…

Кротов! Только без очков, с посеревший лицом, глаза ввалились, волосы поседели и стали какими-то грязно-серыми свалявшимися, подволакивает ногу… ох как его били-то…

– Миша! – Обнимаю.

– Бо-бо-боцман… – заикается он и трясется. – Я ни-ни-ни-кого…

Да, я сильно ошибся в Кротове! Он никого не выдал. Я это чувствовал своим сердцем, которое слышало праведный стук его сердца, я это понимал ухом, которое слышало, что и главное как он говорит… и я заплакал… и от жалости к нему, ведь он пережил такое, что мне даже не приснится, а ещё я проклинал себя – что я знал, чтобы заранее судить его? Нет, в этом кротком и мягком человеке был стержень, и этот стержень не смогли сломать серые твари…

– Давай я тебя провожу, семья же твоя переехала! – и мы долго шли по Лас-Ке… по самому лучшему городу на земле, который иногда бывает хуже ада.

Кротов говорил мало, но эти его слова меня прибили:

– Зна-аешь… в со-соседнем ла-агере… кре… кре… крематорий построили! – всё-таки выпалил он фразу.

– Крематорий… зачем?

– Для евре-ев…

– А мы же тут ничего не знали! – сердце упало. Иногда надо упасть до конца, чтобы подняться на бессмысленный и беспощадный бунт.

Королева

Но даже суматоха бунта не смогла помешать мне стать прилежной ученицей. Вот как это выглядело: волосы – в две косички с бантиками, за ухом – карандаш, в ручонках – папочка с бумагами, в глазах – смирение и жажда новых знаний. В таком виде я приготовилась внимать словам шута, и вовремя – он как раз начал…

«Монолог Шута»

Вот ты думаешь, что дерешься на правильной стороне и в колокол ударить нужно, что ты хороший и выбрал светлую сторону. Боцман, очнись от похмелья, не до этого сейчас. Ты думаешь, что свободен в выборе пути и выбрал именно тот. Тот, который греет. А ведь свободен ты был только сказать "пас", ты и сейчас можешь от всего отказаться. Глобально же рассуждая, это окружающий мир и населяющие его люди вели тебя к развилке выбора. Готовили, пестовали, заботились. Вспомни сам всю цепь событий, прокрути в голове, осмысли. Я не буду мешать. Прокрутил? Ну, ё-моё?! Я же сказал про похмелье не думать!

Ать-два!