Читаем Пока королева спит полностью

– Выжили только ящерицы, скорпионы и тараканы, а в буклете обнажённые девчонки, тень от буйной зелени и белые шезлонги, а на столиках рядом – всякие яркие коктейли и фрукты.

– Что это – шезлонги? – спросил не Робин Гуд.

– Представь кресло, которое вот-вот развалится, вот такое кресло и называют шезлонгом, в нем иногда хорошо можно расслабиться, а иногда прищемить себе всё что угодно.

– Путеводители! – Гам сплюнул.

Сдается мне, это была сентенция.

Смерть сделала вокруг него круг и стала ещё ближе к беглецу от судьбы, но как ни крути карусель жизни, ты всё равно докрутишься до смерти.

– А знаешь, Гам, ты умрёшь от ножа.

– От какого? – профессионально заданный вопрос это был.

– Это будет скорее короткий меч, очень большой нож, с зазубренными и канавками для стока крови, блестящий как молния и инкрустированный рунами.

Гам запомнил. Но я его обманул, умрет он от обыкновенной, но вовремя вынутой, финки.

Боцман

– Боцман, ты веришь в чудеса? – спросила Мур.

Во время траура по Вове нужно быть деликатным, и, прежде чем ответить, я осторожно подбираю слова. Колючие и холодные отбрасываю.

– Да я даже не знаю, наверное, да, точнее, скорее да, чем нет. Иначе не хотел бы ударить в колокол.

– А что такое чудо?

– Это когда невозможное становиться возможным, – я озвучил энциклопедическую формулировку, но знания у меня совсем не энциклопедические, и откуда что берётся?

– Невозможное для одних, будет простым для других, в твоем определении чудо получается относительным.

– Да, чудо для лупоглазиков будет обычной магией для волшебников, а цветной экран простой для лупоглазиков – нечто запредельное для колдунов. Всё относительно.

– Чудо – это изменение состояния бытия. Это кто-то из древних сказал. Но и здесь относительность, ведь кто-то изменяет это состояние, для него чудо – не является чудом. Даже в случае собственной трансформации относительность не пропадает: для тебя-последующего уже не будет чудом то, что являлось им для тебя-предыдущего, то есть до момента самого чуда.

Я пытался осмыслить её слова, но так и не смог. Моей голове не хватило бы на это всей моей жизни, а ведь ещё нужно было есть, спать и запускать змеев. Вот если бы этот разговор перевести на язык…

– О чем ты думаешь?

– О языке.

– О каком?

– Я не додумал.

– Боцман, не надо пытаться меня успокаивать. Не надо! Я справлюсь.

Я ей поверил. Мур справится, а вот справлюсь ли я?

А ещё мне приснился сон – подобный уже прилетал ко мне по ночам… запускали змеев с мелкими, нарвались на патруль… те увязались за нами по крышам бегать… и вот мы перепрыгиваем с одного дома на другой – расстояние не большое… для меня… и Щегол исчезает внизу и кричит… я тяну к нему руку, но не успеваю… от этого повторяющегося кошмара я так и не нашёл противоядия…

Утром от мальчишек в слезах и соплях узнал, что Щегол действительно разбился этой ночью… убегал от серых… теперь у меня с Маркелом личный счёт… Родителя Щегла меня не обвинили ни в чём… причем, я бы понял, если бы отец меня ударил, а мать – плюнула мне в рожу… все же знали, что я – главный протагонист змеев на местных улицах и переулках… нет, меня в траурном доме встретили молчанием и вздохами и это было тяжелее всего пережить… Некоторые даже меня как-то подбадривали и от этого становилось ещё поганее на душе…

Маленькая сухонькая женщина

Маленькая сухонькая женщина вышла из дома…

Маленькая сухонькая женщина дошла до участка серой стражи

Маленькая сухонькая женщина получила оговоренную банку из-под краски…

Маленькая сухонькая женщина, упаковала банку в бумагу и затянула бечёвкой…

Маленькая сухонькая женщина отнесла банку на вокзал….

Маленькая сухонькая женщина, отдала банку помощнику машиниста…

Он оказался корыстным человеком и проверил содержимое – потыкал в серо-чёрном порошке отвёрткой…

– Что это, как думаешь? – спросил он у машиниста.

– Это прах. А ты думал бриллианты?! – засмеялся честный малый.

Помощник сплюнул и завернул банку в бумагу, границу проехали без проблем. На конечной станции в Петрополисе у помощника машиниста банку забрала женщина с пустыми глазами. Она принесла банку домой и пересыпала прах в более достойный сосуд. Это всё, что осталось от её сына Изи, которого сожгли в одном из крематориев третьего «великого» магистрата…

Маленькая сухонькая женщина вернулась домой…

Маленькая сухонькая женщина приготовила кашу…

Маленькая сухонькая женщина открыла потайную дверь за шкафом…

Маленькая сухонькая женщина накормила девочку…

Если бы эту картину маслом увидели соседи, то они могли бы донести в Орден меченосцев. За укрывательство евреев положена смерть, а за донос – награда. И каждому – своё…

Королева

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее