Читаем Пока королева спит полностью

А ещё я увидел грабежи лавок, особенно не повезло тем, где продавали горячительные напитки… Среди светлых лиц революционеров я наблюдал тёмные лица, которые воспользуются плодами бунта в своих корыстных целях. Нет, не весёлый сегодня день…

После похорон, я попытался объяснить Эльзе, что Боцман на самом деле не умер, не смотря на могилу и прочие причиндалы.

– Это сон.

– Не грузи меня, Зёма, это не сон! – с таким голосом вдовы, идущим от сердца, не поспоришь. Но я попробую.

– Сейчас да, но не пройдёт и недели, как ты будешь вспоминать это как страшный сон. Поверь шуту, который ни разу в своей жизни не родил шутки.

Эльза всё равно заплакала – значит, так было нужно её слезам. Вообще слёзы – это истеричные твари, я давно это подметил, особенно мужские.

Но мой разговор с Эльзой стал быстро известен Александре и она решила на этой почве (обжигающей, между прочим, пятки) задать трёпку своему новому мужу. Так чтобы пробрало. Да, согласен, она совсем недолго носила траур по шестому-любимому супругу, но и что с этого?

– Какого лешего ты вселяешь необоснованные надежды в нашу вдову? – взялась она уже за седьмого своего супруга.

Ну, это по мифологии седьмого, а по правде я – второй и, надеюсь, последний.

– Как раз необоснованных надежд я в неё не селил, селил исключительно надежды обоснованные. Зуб даю!

– Какой именно, молочный, который ты сохранил в мешочке у себя на шеё?

– Нет у меня мешочка и молочного зуба тоже нет. Боцман будет жив через неделю. Хочешь, мы не будем вылезать из постели до тех пор, пока он не запустит своего змея.

– Ты озабочен на почве секса!

– Ничуть не бывало, я же не сказал, что мы будем кувыркаться на одной и той же кровати.

– Моя любимая сволочь, – сказала герцогиня и доказала своему мужу-не-герцогу (я не принял титул, зачем такая роскошь такому раздолбаю), что он действительно её любимая сволочь.

Проснулся я от мощных ударов по всему телу. Оказывается меня била Марта.

– Ах ты, сволочь шутовская, мне с герцогиней изменяешь! – десять ударов мне по голове. – Да даже не просто изменяешь, а женишься на ней!! – двадцать ударов по почкам моим. – И это после того, что между нами было!!! – тумаки разбросались по чреслам моим в беспорядке, достойном мастеровых хаоса (а было-то между нами не так уж и много – ни одной свадьбы и ещё не полный медовый месяц).

Тут эта рыжая стервоза подключила к атаке на мои гарнизоны свои катапульты, конницу и тяжёлую пехоту и я решил сдаваться на милость победителя.

– Ме…

От военных действий на расстоянии она перешла к ближнему бою: различными методами (используя слова и обходясь без оных) она стала пилочкой для ногтей выводить знаки боли у меня на сердце, большие знаки сильной боли! Было больно!

– Бе…

– Что ты мне голову морочишь?!

О! Вот это уже по существу.

– Совсем не морочу и не изменяю, это же сон, – кажется, передышка…

– Во снах человек гораздо правдивее, чем не во снах – логического контроля меньше, – она сдула свой локон, который забрался ей в рот и неплохо там себя чувствовал (никто никому не завидует). – А я тут тебе камзол заштопала, думала обрадовать женишка, а он!..

Круговорот ударов в природе замкнулся на мне. И где справедливость, где равновесие, я вас, справедливость и равновесие, спрашиваю?!

– Не заставляй меня говорить тебе то, что я когда-то сказал ВВ.

Это был правильный подход. Ни одна женщина не выдерживает окольных сравнений с другой, особенно если другая в чем-то лучше, чем первая – это мне ещё папа говорил. Он много ещё секретов мне раскрыл до того, как умер от чрезмерного употребления медовухи. Впрочем, умер он знатно: утонул в бочке с медовухой – наверное, решил, что это уже рай.

– И что ты ей наплёл?

Пришлось процитировать мои слова про стерв и агнцев Божьих.

– И она после этого не приказала тебя казнить?!

– Разумеется, мне тут же отрубили голову! в любом другом случае я бы не остался у неё на службе. Это что же за королева, которая дозволяет так о себе кому-либо выражаться.

– Иногда она мне даже нравится!

– Кто, ВВ? – тут я удивился, а я уже было думал, что перестал чему-либо удивляться.

– Да нет, Александра, – с одной стороны такой ответ меня устраивал (я удивлялся зря), с другой стороны огорчал, ибо я два раза ошибся в одном и том же – пусть и любимом! – человеке. Хотя человек ли Марта – это ещё вопрос.

– Даже в качестве моей супруги?

– Малыш, – она куснула меня за ухо (тоже, между прочим, не казённое!).

– Не называй меня малышом! – сказал я, не дергаясь.

Мне все равно как меня называют, лишь бы кормили не реже трёх раз в неделю. Это была провокация и она мне не удалась (я на это и рассчитывал).

– Малыш, не способный превратить агнца в стерву и наоборот, ты всё отлично понял.

Хотелось бы в это верить. Но тут мы как-то по-особенному сплелись, и моя щека защекотала её ресницы, а её бедра стали мять мои пальцы – тут уже не до внутренних рассуждений…

Ползунки

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее