Читаем Пока королева спит полностью

Примечание 2. Если бы Маркел обменял все свои фигуры на все пешки королевы, то он бы проиграл партию в шахматы, но выиграл бы свой магистрат. Однако до такой простой мысли он не дошёл, лишь пешку стыбрил (см. примечание 1).


[*] – место для вашей любимой цитаты.

Ползунки

– Инна, я только что заметил, на подставке под тупакилку что-то написано по-лопотуньи, – я пытался отвлечь мою партнершу по игре в тупаки и незаметно передвинуть один свой тупак на более дорогой сучок.

– Если ты думаешь, что я отвлекусь, и у тебе получится передвинуть свой тупак, то ты сильно ошибаешься! Я давно знаю, что на нашей подставке под тупакилку написано: "Пока королева спит".

– А чуть выше, более мелкими закорючками что написано?

– Римское родовое имя и второе имя, образованное от цифры семь, – чётко отрапортовала она и так же чётко она контролировала мои действия – ни единого шанса передвинуть тупак.

– А что это значит? – но я не терял надежду.

– Какая разница, вот мне жутко интересно, как там наш первенец, но я не отвлекаюсь и выигрываю у тебя уже 35 очков.

Мы кинули тупаки ещё по разу и я стал проигрывать 47 очков. Все-таки это "Пока королева спит" должно что-то значить. Или нет?

– Твой бросок! – вернула облако моих мечтаний меня снова в игру. – Кончай поддаваться.

– Да не в одной лапке я не поддаюсь, о возвышенное облако моих мечтаний! – вот придумал комплимент и тут же его озвучил, ведь от невостребованности он может покрыться пылью и тогда какой это будет комплимент. Удачный бросок и я отыграл три очка. – А может, там как раз про нашу Светлую-Темень (так прозвали мы нашего первенца) написано?

– Что лопотуны могут об этом знать?

Я посмотрел вниз, лопотуны – самозабвенно лопотали. Да, было непохоже, чтобы они даже знали правила игры в тупаки.

– Тебе бросать! – вернула меня в легкий мир Инна.

Кажется, пока я засматривался на лопотунов, она передвинула свой тупак, и теперь выигрывала уже 67 очков. Ну, и кто она после этого? Конечно же, облако грез моих, изредка превращающаяся в тучу…

– Что?

– Ничего, я делаю из своей воли кулич и сейчас мой тупак… – я решил одним броском решить все свои проблемы, но промазал. – Что-то мне захотелось…

Но Инна уже стояла в позиции и мне снова пришлось догонять своё любимое отражение.

Шут

Чуть позже:

– Как жизнь? – с сарказмом спросил я.

– М-м-м! – с оргазмом ответила Марта.

Ещё чуть позже:

– А тебе как? – спросила уже меня воплощение в женщину третьего месяца года.

Оргазмы у меня кончились, поэтому я промолчал, просто не время было острить или глумиться.

– А хочешь стать волшебником?

– Гм…

Это был вопрос, на который именно я не мог сказать ничего именно сейчас, кроме именно этого дурацкого "гм". Тут и стремительные воспоминания о маме ударили с одной стороны, и вопрос: откуда она знает, про эти все дела давно минувших дней, и важность самого вопроса не давала абстрагироваться и рассуждать беспристрастно. И не было времени раздумывать или наоборот не думать.

– Тогда пошли! – из кровати, которая была слишком в неинтересном месте, чтобы его описывать, меня выдернула рыжая бестия и потащила куда-то, видимо, в место более интересное, хотя пока и невидимое. О том, чтобы одеться и речи быть не могло.

Однако глаза она мне завязала (не спрашивайте чем)… и завязала она мне, значится, глаза чёрной повязкой. Это было не смешно – в моей манере.

– Теперь можешь снять, – сказала она, проведя меня под чем-то, над чем-то и около чего-то, что дышало слишком громко.

– Опаньки! – только и смог сказать я, освободив глазоньки.

Мне даже захотелось обратно к ВВ и компании, но было уже поздно…

Герцогиня Александра перевернула лист своего дневника. Я и шут? Правда? Моя рука записала. Может, это был сон? Александра ещё немного подумала, потом искоса посмотрела на свой безымянный палец. Обручального кольца на нём не было. Нет, точно незамужняя. И герцогиня загадочно улыбнулась.

Ползунки

– Мы же так и не поблагодарили лопотунов, – сказала Инна совсем не в тему.

– Как это не поблагодарили, одного же вернули? – я хотел сложить стих, но получалось хуже, чем даже у Вабуты.

– А лопотунью, она тоже нас грела?

– Отдадим слёзы? – ну никак не выходила рифма к "поганым шершням".

– Точно! – Инна ударила крылышками и рванулась к тайнику, где мы спрятали дорогое.

Мы спустили ведерко с двумя слезинками облаков прямо в компанию шумевших лопотунов. Те зашумели ещё сильнее и стали обнимать хозяйку. Догадливые оказались, мы же ей подарок сделали, чаще всего шумели так: "настоящие алмазы!" шум щекотал наши ушки и мы долго смеялись. Смеялись пока Дарующая Мечты не защекотала палочки-вонялочки Жёлтым Цветком – тут уж мы прилипли к верхнему своду пещеры всем роем.

Лопотуны угомонились после Особо Долгого Лопотания и мы включили волшебную сказку (она стала шуршать и готовиться к выходу). Но смотреть её помещал Борщ, он притащил в гнездо макет тонкой околевшей стрекозы и с гордостью его всем показывал.

– Не мешай! – говорили ему все по очереди, но Борщ никак не мог угомониться.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее