Читаем Пока королева спит полностью

Вот сколько борюсь с коррупцией и не могу её победить. Сам взяток не беру. Другим не разрешаю, а они знают, что нельзя и всё равно берут. И куда им злато, на тот свет что ли? И главное, чиновник или стражник берёт на своём околотке, отдаёт наверх и так до меня по вертикали власти бегут потоки нигде не декларируемого золота. Спускаю сверху проверяющих, начинают брать уже они… и где найти проверяющего для проверяющего? Власть – трудна и не так кайфова, как кажется простолюдинам снизу пирамиды. Тяжело быть королем, а ещё тяжелее – магистром, занявшим трон королевы. Помнят они… королеву. Любят фантом. Пра-пра-правнуки тех, кто видел её, рассказывают небылицы. О том, как при ней было хорошо. Не было! За годы моего правления экономика выросла в несколько раз! Ни в одном соседнем государстве подобных темпов роста не наблюдается. Жить стало лучше, жить стало веселее! А они всё талдычат байку, про то, что вот королева проснётся – тогда заживем! По легенде, нужно ударить в колокол и тогда чары рухнут. Я точно знаю, что это не так… но всё равно по ставшей привычкой схеме подхожу к телескопу и смотрю на башню: колокол – есть, а под ним – никого…

Боцман

За завтраком Эльза выдала новость дня:

– Базар на Ломже сожгли…

Я чуть не поперхнулся яичницей, благо моя малюточка так жахнула меня ладошкой по спине, что бело-жёлтая субстанция вылетела оттуда, где ей быть не положено, но далеко не улетела – я захлопнул рот и скатерть не пострадала…

– Ка-ак сож-ли? – интересуюсь, одновременно прожевывая горячую вкуснятину.

– Дотла… серые не дали торговцам даже забрать свой товар… так и сгорело всё! Теперь только на Боа и ездить… но это в три раза дальше…

– Ма-ист лю-ту… – я посмотрел вокруг… вроде никого постороннего нет, а чего я тогда так боюсь?

– И не говори… – прошептала мне на ушко благоверная.

А вот после обеда я столкнулся с бунтом малолеток.

– А почему без нас?! – начали бузить пузыри.

Шкет молчал, лишь в глазах читался тот же вопрос, но чуть переформулированный: "ну ладно, без пузырей, но почему без меня?"

– Есть такие змеи, которых надо выпускать в небо одному. Не знаешь: получится или нет. А вдруг я опозорюсь, да перед всей честной компанией. Я же не смогу показаться на глаза ни вам, ни даже своей любимой (Эльза как раз проходила мимо и её обязательно надо вставить во фразу, а точнее во фразе обнять). Правда, клешня до её стана не дотянулась и с "обнять-поцеловать" пришлось временно погодить.

– А какого змея ты запускал?

– Акулий плавник с обратной стреловидностью.

– Да таких не бывает!

– Не было, а теперь будут.

– Покажи!

– В музее Серой стражи.

– У-у-у! – когда эмоций больше, чем мыслей, изо рта вырываются только простые звуки.

Много ходило слухов о том, куда деваются захваченные стражей змеи. Одни говорили, что их сжигают на кострах, другие – что только рвут на полоски для розжига. Но самая волнующая юные умы версия была про музей. Якобы в одной из камер тюрьмы есть музей добытых стражей змеев. Попасть туда была одна из глобальных идей мальчишек от пяти лет до… сколько мне сейчас? Ведь и я бы полез. Только я в музей не верю. Но полез бы ради мальчишек. Чтобы выяснить, что к чему и легенда либо разбилась бы о правду жизни, либо стала как его… эпосом, или снова легендой, но уже живой. Иногда для мифа нужна только ложь, но иногда нужна кровь. Кровь добавляет силы и миф дольше помнят. Он даже может стать предметом веры, тогда на его мельницу может политься новая кровь и это добавит ему силы и продлит жизнь. В копилке зазвенят деньги. Только почему-то мне представляется другая картина – не музей, а обычная свалка, где мокнут под дождем и быстро теряют форму поломанные противозаконные змеи.

– А как ты его потерял?

– Пришлось уходить по мосту влюбленных, а он узок, вот я и сбросил змея в воду, но он не послушался и нырнул на площадку, где обычно целуются сами знаете кто…

– Тили-тили… – но пузыря оборвал Шкет.

– Там его серые и заграбастали.

– Крысы пархатые!

– Тише, тише, они же официально охраняют спокойствие наших снов.

– Офис-сиально… – сплюнули мальчишки, а я, в который уже раз отметил, что есть, есть на кого оставить местный бардак.

С мальчишками мы вышли на площадь Свободы (ныне площадь Согласия), в центре был установлен одноимённый памятник, на постаменте вечно куда-то кого-то звала полуголая женщина по имени Свобода, которая по велению магистра стала Согласием – только табличку и поменяли, а саму фигуру не тронули… а рядом с постаментом сегодня стоял в одиночном пикете Изя. Он всегда боролся, боролся по любому поводу – то за права животных, то за экологию, то за гражданские свободы. Вот сейчас стоял с листком бумаги, на котором было написано «Соблюдайте Конституцию». А около него глумились пионеры, скоро так дело может дойти до помидорометания…

– Идите на …, пионеры! – задал я им вектор движения, а поскольку возглавлял целую стаю мальчишек, то от моих слов было не отмахнуться.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее