Читаем Пока королева спит полностью

Когда мы всей нашей дружной компанией наелись (каждому досталась своя еда), я улегся навзничь и, закрыв глаза, стал слушать не только ветер: Эльза достала флейту и заиграла старую народную песню: "ту-ту-ту, ту-ту-ту-ту-ту-ту-ту-у-ту-ту…" называлась она просто (как все гениальное): "Вчера", только не по-нашему а по-ненашему. И тут что-то случилось, что не дало мне нормально насладиться музыкой в темноте – меня толкнули в бок, я, нехотя, открыл один глаз и посмотрел во внешний мир. Эльза, не отрываясь от флейты, показывала взглядом на поляну. Я приподнялся и увидел такую картину: Буцефал поднялся на дыбы и махал передними ногами, как на параде головной начальник (не знаю я, как их по протоколу величают) дает отмашки пестрым штандартом, а Йорик скакал вокруг него, да не просто скакал, а с вывертами, в рваном темпе и лихими подпрыгами с маханием ногами. Так мы узнали, что приобрели не простых пони, а цирковых. А циркачи бы своих любимцев не продали бы так задешево, значит что? Значит, мы приобрели не простых пони, и не простых цирковых пони, а цирковых краденых пони. Такие дела. В дальнейшем, мы развлекали танцами "ученых карликовых лошадей" (так мы объявляли выход на арену Буцефала и Йорика) посетителей придорожных таверн и прочих заведений быстрого питания и легкой выпивки с тяжёлым характером выхода из организма. Платили нам в основном бесплатной едой или мы сами покупали еду на вырученные деньги – способы разные, результат одинаковый: хватало набить собственное брюхо и на добротный овес для наших непарнокопытных тружеников.

А в остальном дорога была как дорога: верстовые столбы через каждую версту и природа, природа, природа во всех своих проявлениях между ними. Да ещё люди и кони попадались в попутную с нами сторону и навстречу, одни обгоняют без эмоций, другие просто улыбаются и смотрят на наш возок и коняшек или отпускают шутки, разной степени смешливости, – зрелище мы действительно представляли собой неординарное, ну а уж если я говорил, что еду к любимой тещё, то получал выпивку и сочувственные хлопки по плечу. Халяву получал, ясное дело, только от мужиков женатых, ведь от холостых дурней только приколы сыпались, ну ужо они сами попадут в такое же положение когда-нибудь.

А ещё случай был: мимо нас проезжал добрый молодец в добром же состоянии духа, то есть уже практически ничего впереди себя не различающий, нам ещё повезло, что он нас не сверху решил обогнать, а, как и положено правилами – слева. Ну, а навстречу ему тоже добрый молодец и что характерно тоже не лыком шит, а под завязку заправился на ближайшей заправке всем, что заливали за воротничок кольчуги – и столкнулись они лоб в лоб (потому что один свесился с лошади слева, а другой – справа), и упало два тело на землю, то есть сначала был звонкий "Бац!", а потом глухие два "хлобысь" и "хлобысь", почти слившиеся в один большой «хлобысь». Короче, такого, пусть и не сыгранного дуэта я не слышал никогда – но выдали они порцию отборной какофонии, что называется от души и для души. А как выдали – так и затихли, обняв друг друга в железных латных объятиях. Кони их стали около хозяев, и дорога стала временно непроезжей. Ибо мало охотников распутывать двух пьяных рыцарей друг от друга и оттаскивать их в придорожную канаву – а ну как они проснуться и им не понравиться, что их распутывают и оттаскивают?

На очередной зелёной стоянке я протянул нескольким муравьям бревно для них, а для меня соломинку и они её (или его?) опрыскали охран-жидкостью. Дегустировали напиток губы и язык Эльзы.

– Кисленько! – сказала она и добавила: – Но вкусненько.

И попросила добавки. Молча. Одними глазами.

Мы любили друг друга, и поэтому нам совсем не было кисло или горько. И нам не мешали муравьи, а мы не мешали муравьям. Столько эмоций, а всего на всего один привал на дороге. Лепота!

Только вот шквал налетел, да так, что унёс часть нашего лёгкого скарба. А потом ударил ливень. Что это был за ливень! Он лил со всех сторон, он бил упругими струями и прижимал все к земле, а потом от неё же отрывал, он мочил всё живое и неживое и снаружи и изнутри! А молнии сверкали так густо, что казались сверкающим лесом, только росшим корнями в небо. Мы с Эльзой кое-как привязали наших пони под дубом и сами дрожали рядом, обнявшись.

– А молния не ударит в дуб? – прокричала мне в ухо промокшая до нитки и испуганная до пяток жена.

– Не боись, всё будет хорошо! – я дерзко улыбнулся, хотя боялся так же сильно, если не больше.

И молния ударила в дуб… но не в наш… а рядом… и могучее дерево треснуло от огненного удара и часть ствола отломилась, а пламя охватило крону, но быстро потухло – никакой огонь не мог долго жить под хлесткими струями ливня.

Буря кончилась так же внезапно, как началась и уже скоро мы с Эльзой обсохли и пили горячий чай, в котором коньяка было больше, чем чая… мы и наших миниатюрных коняшек напоили, и те обалдевшими глазами смотрели на мир, видимо, не веря, что живы…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее