Читаем Пока королева спит полностью

Но не всё произошло так быстро, как я говорю незабываемое: "фьють!" (с потрясающе влекущей интонацией). Пришлось-таки задержаться на пару мгновений в "шумном" мире Кристи. Вылетая из совсем не клуба любителей ночи, я наткнулась на двух молодых людей, стоявших около своих автомобилей (я такие только на картинках и видела, не сразу определила в этих странных каретах автомобили). Одно авто было ярко жёлтым и маленьким (очень веселым и симпатичным), другое – оранжевее и больше, к тому же угловатее маленького и, наверное, дороже.

– Значит созвОнимся, – сказал один другому.

– СозвонИмся! – поправил ударения в словах собеседника владелец "желтка".

– А тебе не всё равно?

– Мне-то всё равно, ударению – не всё равно.

Он, видимо, был поэтом. Я решила проверить свою версию и залетела в голову предположительно поэта – ошиблась (ну не мой это бы мир, вот интуиция и давала сбои), он был прозаиком. Хотя пару стихов накропал, пару откровенно прозаических стихов. Проза же у него была значительно лучше. Я позаимствовала пару рассказиков и оставила в знак благодарности пыльцу истории моего королевства – не пиратка же я, чтобы автора без гонорара оставлять. Авось, да прорастет!

Ну, и стих украла, я же рецидивист:


Порой слова не могут передать

поступки тоже слишком молчаливы

и только взгляд, один лишь взгляд

от сердца вопиёт, насколько сильно

я тебя люблю!


А ещё у меня исчезло чувство вины. Безвинная я теперь и без вина. Без того, что с пузырьками, чтоб им пусто было! Ни стыда, ни совести, ни королевства – в сплошную фикцию превращаюсь! Ладно, ещё прозрачная косметичка не дает расслабиться. Но что это незаметненько ползёт ко мне в сон?

Ба, знакомые всё лица! Страхи они же бесплодны, посему проникают даже в сон, даже в мой, но по своему подлому характеру (хотя с их позиции всё видится совсем не так), терзают меня больно, как совершенно реальные собаки. Причем собаки голодные и злобные. Алчущие страданий псы – они тебя сначала пугают, а потом жрут твой страх, усиливая его, таким образом образуется контур самовозбуждения. Бесплотные пёсики сокращают дистанцию, окружают, давят, душат, разрывают, грызут, лают и рычат, капают на тебя своей слюной и клацают зубами. От таких… милых и очаровательных созданий не так просто избавиться. Уси-пуси, идите к мамочке, она вас всех накормит своим добрым настроением, веселым характером и хрустальным смехом. Что это с вами? Мельчаете и скулите! Бежите, сломя лапы? Ату вас, ату! Кобели и суки, счастливого пути и не умрите с голодухи!

Уф! Утираю пот, который мне только снится…

В былые времена, когда нынешний пошлый Рим был роскошной и в то же время уютной Лас-Кой, а я – королевой, причем королевой наяву, а не только во сне, в столице процветали искусства и физкультура. Теперь же в столице магистрата предпочтение отдается спорту и массовым зрелищам. Например, раньше в такое чудное утро люди бы сделали каждый свою гимнастику, кто дыхательную, а кто – физическую, так чтоб пропотеть, а уж ближе к вечеру все желающие могли посетить театры и… но теперь другие развлечения. Сегодня стреляют в менестрелей, о чем заблаговременно и было сообщено по цветным экранам. Условленное место, условленное время: толпа собралась и шумела, колыхаясь в предвкушении потехи. Некоторые зрители жевали закусончики лёгкие и пили из фляжек – ужас! – как будто на футбол пришли…

Маркел взошел на свою трибуну в окружении телохранителей и высших чиновников (телохранителей заметно больше). Его рука с платком опустилась и «потеха» началась. Да, арбалетчики хорошо отшлифовали свое мастерство. Ни один из свободных поэтов, попавшихся в сети серой стражи за свои стихи (объявлены грязными пасквилями), не ускользнул от испытания стрелами. Для обретения свободны и жизни трём связанным менестрелям нужно было пробежать сто саженей мимо трибун с "высшим" светом и толпы "просто людей", но это расстояние живым не пробежать… серые арбалетчики знали свое ремесло. Мне хотелось улететь каждый раз, когда очередная стрела пробивала плоть и человек падал на камни мостовой, но я сдерживала себя (мы отвечаем за всё, что происходит вокруг нас – древняя мудрость). Я пыталась найти оправдание людям, которым вынесла приговор уже давно. Но не находила. И я виновата тоже, я ответственна за погибших менестрелей, ведь я выпила шампанское…

Депрессия достала меня, достала во сне. Я пыталась вспомнить яркие и летние моменты моей жизни, но окружали со всех сторон сплошь зимние, холодно-зелёно-синие. Грустно. Никто не обнимет, никто не подставит плечо, некому поплакаться всласть. Корона жмёт виски. Пришлось читать "вирши из шумного мира".

Убийца

Мой «привет» Маркелу – стрела с белым оперением – достиг цели. Меня наняли, за хорошие деньги. И поручили убить нескольких потенциальных революционеров, включая Боцмана. Но вот незадача – пленник сбежал…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее