Читаем Пока королева спит полностью

– Значит у тебя недотрахит в тяжёлой форме, – констатировала Кристи, не дождавшись окончания моих подсчетов.

– Что? – даже возмутиться сил нет.

– Недотрахит. Тебе нужен секс, простой здоровый пересып с молодым жеребцом.

– Где же я тебе его здесь нарою?

Кристи проворно села ко мне на колени и проворковала мне на ушко:

– Ну, не обязательно жеребец.

Её фиолетовые волосы сплелись при этом с моими золотыми. У неё оказалось есть ещё серёжки – на языке (эту я уже видела, но ощутила только сейчас) и в других интересных местах…

Как всё-таки иной раз бывает хорошо и неожиданно хорошо тоже бывает…

– Стену не видела, когда ко мне летела? – вернулась я к нашим старым баранам, то есть к пути, по которому можно было отправить Кристину домой.

Мы, безусловно, были славной кошачьей семьей: она шаловливым котёнком, я – молодой мамой-кошкой или даже мамой-львицей… но рано или поздно представители семейства кошачьих выпускают своих детишек на волю. А для Кристи воля – её настоящий мир.

– Вроде нет, только стенки туннеля, чёрные такие, – она попыталась руками показать мне эти стенки.

– Нет, не то, ладно, сначала махнём сквозь веер, а там видно будет… – я взяла Кристи за руку и потащила сквозь различные сновидения.

– Вона я, смотри! – завопила она как полоумная, когда увидела себя внутри белой кареты с красной полосой и крестом.

– Кто такие эти люди?

– Врачи скорой помощи.

– Хорошо, помоги этим вашим быстролекарям, закрой глаза, успокойся и как бы ныряя, погрузись в себя. Раскрути свое желание вернуться и чётко и внятно произнеси про себя: "Хочу домой!" Вот и всё.

– Типа тренинг что ли?

– Называй, как хочешь, только действуй и не думай.

– Вот это я умею, не думать.

– Прощай!

– Эй, подруга, а поменяшки? – всполошилась, Кристи

– Какие ещё поменяшки?

– Баш на баш, ты – мне, я – тебе. Держи, – она протянула мне свою прозрачную косметичку, – Я видела, как ты на неё глаз положила.

Я в свою очередь отколола заколку с алмазом и протянула её Кристи:

– Не поминай лихом!

– Ого, настоящий брюлик?!

– А то!

Мы обнялись на прощанье, поцеловались, наши языки сказали друг другу последнее «прощай» без слов, и я направила Кристи в саму себя. Местные лекари в белой карете с синим огоньком на крыше засуетились и стали говорить непонятное про пульс, давление и ритмы сердца. Если бы я сочиняла рулады, то вывела что-нибудь такое под гитару: «моя жизнь едет в белой машине с голубым огоньком!» Кристи открыла глаза и громко приговорила: "Чижа убью!" Я поняла, что с её духом всё в порядке и решила одним глазом посмотреть на мир, из которого ко мне пришла Кристи. Попытка оказалась неудачной. Я прочла на стене одного здания, что внутри него расположен ночной клуб, надпись была выполнена не по-нашему, но в детстве я изучала много экзотических языков и часть из них – вымершие. Сначала я подумала, что это клуб любителей ночи, ну по аналогии – в кошачьем клубе собираются любители кошек, к собачьем – любители пёсиков, а в ночном – любители ночи… и жестоко ошиблась. Дом, в который я без труда заглянула, совсем не напоминал планетарий, а скорее… у нас рядом с такими заведениями красные огни зажигают… но, может быть, я ошибаюсь? Нет… точно дом терпимости: на сцене там раздевались, в отдельных комнатах совокуплялись, кое-где принимали всякую дрянь, про алкоголь молчу – его разливали везде, так всё это безобразие ещё и сопровождалось оглушительным шумом (музыкой эту какофонию назвать никак нельзя – так можно оскорбить все семь нот) и негармонично яркой подсветкой. Я заткнула уши и поскорее покинула этот шумный дом, а заодно и этот мир. Был ли он порождением моего сознания, или сознания чьего-то ещё, или миром самостоятельным – я не знаю, но хочется надеяться, что к моим самым тёмным закоулкам души он не имеет никакого, даже крохотуличного отношения. Однако надо отдать должное, чтобы не таскать его в своей прозрачной – ура! – косметичке, итак выбрасываю: но кое-что мне в клубе понравилось. Одна лампа мигала быстро-быстро и ярко-ярко, в этих вспышках движения танцующих представлялись в новом видении. Я попыталась разобраться с этим эффектом. Начала с самой штуковины, она оказалась стробоскопом, какое-то оскопленное название, внутри уже заложено усечение… что-то в этом есть… усечённый свет – а ведь подходит! Чёрное и белое рядом… если бы ещё среди этих всевозможных подчеркнутых усечённым светом наслаждений ещё и присутствовало счастье – то можно было бы жить, но оно, видимо, сюда не захаживало. Повезло ему. Да, жаль, жаль, что нельзя подобными вспышками осветить человеческие мысли или эмоции, картина ночного клуба сильно бы изменилась… я попыталась увидеть, что бы было, если бы я подсветила мысли этих возникающих в свете и тут же пропадающих во тьме людей, находящихся в постоянном движении… Представила и уже потом – фьють! – к себе на историческую родину. Да, в клубе была одна взаимно влюбленная пара – а это оправдывало всё остальное, что в нем творилось, плюс саму постройку, включая фундамент.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее