Пока королева спит

Потянулись однообразные дни. Я переписал всю библиотеку набело, даже текст на неизвестном мне языке старательно скопировал. Не скопировал я только объяснительную записку, потому что я никак не смог бы повторить отпечаток пальца её автора. Этими действиями я добился в принципе бесполезного результата: библиотека стала чище, читабельнее и удобнее, для этого я обернул листы прозрачной тканью и подшил получившеёся творение нитками. К общей массе литературы я присовокупил и свое письмо. Но все эти занятия быстро иссякли и начался поток одинаковых дней и ночей. Даже если их просто пронумеровать и написать словами все цифры и то получится внушительного размера цифирь-полотнище. А ведь каждый таким образом "оцифрованный" день, был полноценным днём и его надо было неполноценно пережить. Два раза в день питание, один раз в день – проверка и раз в три дня прогулка в «парке» – каменном мешке с видом на зарешеченное небо, плюс баня – раз в две недели… в бане иногда даже была горячая вода… Вот и все развлечения. А между ними лишь одиночество, одиночество, одиночество. Неразбавленное одиночество – истинное.

А про карцер я говорил? Там всё просто: темно, мокро и нельзя ни сесть, ни лечь, можно только стоять… он ломает психику, почище психиатра с лёгкой шизофренией и комплексами Эдипа и Электры. Чтобы выжить, я представлял себя ёжиком, которого как-нибудь в тёмной-тёмной комнате найдёт магистр своей голой ступней…

А однажды я сочинил стих: "И снова здравствуй день пригожий, ты светишь мне в оконце тоже…" Одна беда с ним, нет даже две: во-первых, я не смог определить, что это такое – одностишье или все-таки двустишье, во-вторых, на сто процентов не уверен, действительно ли я автор сей "нетленки". Быть может, какой-нибудь древний поэт уже накропал эти строчки столетия или даже тысячелетия назад и прочитал друзьям, а, возможно, даже получил за них гонорар или слава постучалась в его дом. А потом глиняная таблица с записанным «шедевром» попала в мусор, пережила все катаклизмы под спудом всякого хлама, была откопана любопытным археологом и расшифрована лупоглазиком, и текст был пронумерован и сдан в архив.

Но стихами я не увлекаюсь, да и память у меня не настолько хороша, чтобы помнить всё то, что я прочёл – так что не знаю, не знаю… В итоге я решил не грузиться и просто читать этот "опус" вслух, когда становиться худо, а худо становилось всё чаще и чаще. Но, даже бездумно повторяя эти строки, приходилось иногда отвечать на вопрос: а кто их автор? И становилось трудно. Вроде бы Боцман, но кто он такой и давно ли сочиняет стихи? Не знаю…

Выручил меня снова Живоглот, он стал разгонять мою депрессию следующим образом: приходил в камеру во время проверки и спрашивал: "Пахнет ли роза, которую никто не видел?" В первый раз я ничего не ответил (надо же было подумать) и без затей получил кулаком в нос. Из него пошла кровь. На следующий день Живоглот повторил свой вопрос, но я уже был более опытен и быстро ответил: "Да". – "Неправильно" – сказал Живоглот и из моего носа снова потекло красное. На третий день я вытянулся во фронт и бодро отрапортовал: "Нет!" и мой нос из твёрдого состояния вновь перешёл в жидкое. На четвёртый день я гнусаво рявкнул: "Может быть…" и снова получил лекарство в виде нескольких глотков собственной кровушки. Такое лечение быстро стимулирует работу мозга и теперь я-пациент уже не думал, что пребываю в скуке и влачу жалкое существование приговоренного к смерти. Теперь я думал… Наступил пятый – решающий день живоглотской терапии.

– Пахнет ли роза, которую никто не видел? – с порога сразу о главном начал Живоглот.

– А нам пофиг! – заорал я во всё воронье горло.

– Кому это нам? – рявкнул он и в животе его забурлило.

– Да всем! Если роза не смогла никого, даже самого завалящего ботаника привлечь своими роскошными лепестками, чудными тычинками и стройными стебельками, то нам, то есть людям, пчёлам и прочим тварям, которые иногда в своей жизни интересуются цветочками, должно быть пофигу до такой никчемной представительницы флоры!

– Додумался таки! – вынес свой вердикт Живоглот и лишь слегка приложился к моему левому боку. Отчего в нём изнутри что-то закололо. Возможно, во мне рождается ёжик, которого… зато кровь из носа не пошла (нос такому раскладу сильно радовался). И сочинился стих, уже точно мой: "Растопырим свои мы мизинцы, и друг друга за них же возьмём" – я думаю, что ни один из поэтов древности не сочинил его раньше меня. Стих, кстати, про нас с Эльзой, а не про каких-то гипотетических любителей поскрещивать мизинцы. Дело в том, что мы с ней часто гуляли, сцепившись мизинцами и до замужества и после, то есть в ту пору, когда многие семейные пары уже забывают свои "глупые", но такие душевные досвадебные обряды. Когда это было? Давно, ещё до тюрьмы. Какой тюрьмы? Которая сожрала меня и переваривает. Что я есть? Просто мешок костей и отблеск былого духа, который уже не может себя контролировать.

Нет! Азм есть Боцман! И мне не всё по-фиг!

Королева